Моя история
Шрифт:
Когда были проданы акции отчима, мама решила, что теперь мы могли бы снимать новое помещение под гостиницу, хотя бы немного больше предыдущего. Я чувствовал ответственность, которую мне предстояло теперь взять на себя. На своем велосипеде я объездил всю Никосию в поисках подходящего здания. Думаю, что выглядело это довольно смешно — пятнадцатилетний мальчишка расхаживает по городу и расспрашивает домовладельцев, сколько будет стоить аренда того или иного дома. Но я считал, что обязан найти самое лучшее место для моей матери. И вот наконец наткнулся на хорошую современную виллу, в которой было одиннадцать комнат. Стояла она на очень тихой улице, и когда-то в ней размещался клуб. Место было очень красивое, и я, вернувшись домой, сказал об этом маме. Она
После того как мы наконец-таки переехали, я продолжил учебу в школе. Я ездил туда на велосипеде каждый день, поднимаясь в гору из Никосии. Подниматься вверх было очень тяжело, настолько, что когда я добирался до места, то был еле жив от усталости. Но зато на обратной дороге я мог даже не прикасаться к педалям, снова и снова испытывая прекрасное чувство свободы. А в общем-то это был какой-то странный период в моей жизни: я вроде бы уже не мальчик, но еще и не мужчина.
Я никогда не мог пожаловаться на свою фантазию. Вечно у меня были какие-то сногсшибательные планы и мечты о будущем. Я не боялся обсуждать их с миссис Агротис, которая всегда очень внимательно меня слушала. Я посвящал ее в свои самые сокровенные мысли и доверял свои тайны. Так, например, я говорил ей, что верю в существование жизни вне нашей планеты и внутреннее чувство подсказывает мне, что все это не миф, не научная фантастика. Она слушала зачарованно, а потом часто просила меня пересказывать все эти истории в младших классах, которые она вела. Я говорил им, что я — ракета, которая путешествует на огромных скоростях между мирами, останавливаясь время от времени в каких-то фантастических странах и удивительных местах.
Миссис Агротис очень интересовалась телепатией, при помощи которой мне удавалось выполнять экзаменационные задания. Ей хотелось знать, как я читаю чужие мысли. Иногда она просила нас написать сочинение. Джозеф Чарльз сидел примерно в пяти рядах за мной. Я никогда не сходил со своего стула, а он — со своего. И тем не менее несколько раз мое сочинение было почти слово в слово таким же, как у него. Она допытывалась: «Джозеф, признайся, ты списал сочинение у Ури?» И он, естественно, говорил, что нет. Она долго сравнивала наши работы и говорила: «Боже мой, они же совершенно одинаковые». Она недоумевала: «Как же тебе удается все это?» Единственное, что я ей мог сказать на это: «Я, к сожалению, и сам не знаю».
И действительно не знал. Но зато знал, о чем иногда другие люди думают. Правда, от этого жизнь не становилась проще. Учителя считали, что я жульничал, и мне, разумеется, это было не очень приятно. Даже, я бы сказал, немного давило на психику.
Глава 10. Любовь
Может быть, эти странные силы и тот дискомфорт, который я ощущал, когда люди мне не верили, заставляли меня отдаляться временами от всех, стараться побыть наедине с собой, искать приключения там, где меня еще никто не знал, и таким образом познавать окружающий мир.
Один из друзей моих родителей — венгерский пианист купил автомобиль «МЖ» и захотел испытать его, прокатиться по горным дорогам. Он взял меня с собой. И когда мы остановились немного отдохнуть в дороге, я решил пройтись пешком по окрестным горам. Спустя несколько минут я был остановлен резким окриком и увидел, что мне в лоб направлено дуло винтовки. Оказалось, я нечаянно забрел в секретный лагерь группы партизан ЕОКА под предводительством некоего Гриваса. На Кипре ходила масса самых неправдоподобных легенд об этом человеке. А за его голову было обещано крупное вознаграждение. Британцы
Меня вначале допросил охранник, а потом отвели к самому Гривасу. Он обратил внимание на то, что я говорю на афинском диалекте совсем не так, как говорят киприоты, и спросил меня, кто я и откуда тут взялся?
Я ответил, что я израильтянин.
«У меня есть друзья в Израиле, — сказал он. — Тебе известно, что произошло в Израиле. Ты знаешь, что Израиль получил полную независимость?» Затем он свирепо взглянул на меня и спросил: «Ты считаешь, что мы правы?»
Я заметил, что Израиль вел точно такую же борьбу с британцами, и рассказал о своем отце, который сражался в рядах Хаганах.
Он знал о деятельности Хаганах. Мы с ним еще немного поговорили, и он вдруг неожиданно тепло со мной распрощался. Только тогда я успокоился. Помню, как бежал с горы изо всех сил и обнаружил нашего друга возле автомобиля. Он был очень взволнован. «Куда ты запропастился?» — спросил он. Я ответил: «Ты все равно никогда не поверишь, с кем я сейчас повстречался».
Я рассказал ему, и он действительно не поверил, утверждая, что я все выдумал. Я не стал с ним спорить, потому что история и в самом деле была необыкновенной. Но больше всего меня занимает вопрос, как удалось мне так запросто наткнуться на секретный лагерь, где скрывалась ЕОКА. И иногда я не без душевного трепета вспоминаю, как близко стоял тогда к смерти.
Как всякий обыкновенный парень, я вечно искал себе приключения. Кипр — это остров, и море меня всегда словно магнитом притягивало. Оно вокруг Кипра очень красивое. Я по-настоящему влюбился в него. Оно было настолько прозрачным, что можно бросить монету в воду на глубину в восемь метров и увидеть ее на дне. Я научился плавать с трубкой и очень быстро стал фанатиком подводного плавания. А если учесть, как я уже сказал, что вокруг Кипра вода кристально чистая и в ней все абсолютно видно — разные морские животные и растения, то можете себе представить, какой новый, богатый и прекрасный мир открылся мне.
По субботам и воскресеньям я собирал вещи и вместе с Джокером отправлялся на автобусную остановку. Автобусы были старые, настоящие развалюхи, на которых перевозили свиней, кур, прочую живность, ну и людей заодно. Ходили они в Кирению — портовый город по ту сторону гор. За Киренией были изумительные пляжи, с чистым белым песком, практически заброшенные. Я делал пересадку на другой автобус, направляющийся в какую-нибудь дальнюю деревню, и, когда видел из окошка дорогу, ведущую к пляжу, обычно просил водителя высадить нас с Джохером. На пляже я ел сэндвичи, возился с Джокером, а потом одевал маску и трубку и часами плавал, нырял до тех пор, пока спина не становилась черной от солнца, в то время как живот по-прежнему оставался белого цвета. Люди смеялись, когда видели меня, — таким ярким был контраст.
Однажды на пляже я случайно повстречал арабского парня, продавшего мне свой акваланг с запасом воздуха на 45 минут. Я с трудом наскреб нужное количество денег, хотя он согласился продать его очень дешево. В Кирении был маленький магазинчик, где я мог заправлять акваланг и оттуда уже отправлялся на пляж. Может быть, это и не самое умное занятие — нырять в одиночестве, но мне не было до этого дела. Я думал только о новых приключениях, погружаясь раз за разом в эту кристально чистую воду и всем существом ощущая ту прекрасную тишину и красоту совершенно другого мира. Я находил места, где крутые скалы встречались в неравной схватке с океаном. И каждый раз, когда я видел, что происходит под водой, мне хотелось уплывать еще глубже, еще дальше. Я мечтал найти какой-нибудь затопленный корабль или даже, может быть, какие-то сокровища. Конечно, ничего, кроме рыб и ракушек, я не находил, но мне все равно очень нравился сам поиск. Я знал, что под водой нужно быть очень осторожным, и внимательно следил за временем. Старался резко не всплывать на поверхность и никогда не нырял, когда море было неспокойным. Пожалуй, несколько самых лучших мгновений моей жизни были проведены под водой.