Моя измятая невинность
Шрифт:
– Молочного коктейля у них нет. – говорит вернувшийся с хлебом в руках папа и кладет его на стол. – Чай, морс и вода.
– Ну блин. – недовольно произносит Саша свою любимую фразу.
– Ничего, пап. А какой морс? – спрашиваю я.
– Клюквенный, вроде бы.
– Ну это же очень здорово, возьми нам его, пожалуйста.
– «Это же очень здорово.» – передразнивает меня сестра и кривляет лицо.
Папа взял нам всем по борщу, тарелки винегрета и макароны по-флотски на второе. Как оказалось, ничего другого у них в меню сегодня не было, помимо позавчерашнего шашлыка, возраст которого папа определил по внешнему виду.
– Вот приедете в деревню,
Папа прав – я немного не доставала в весе, но съесть сразу три блюда было выше моих сил. Салат за меня доедала Саша, а макароны он. Мы сходили в туалет и вернулись к машине. Было два часа дня, когда мы отправились в дальнейший путь. Через пару километров папа остановился на заправке, чтобы заполнить бак. Больше остановок мы не совершали. Я не пыталась читать книгу, даже не брала ее в руки. Она лежала на сидении между мной и Сашей, которая продолжала слушать музыку и переписываться со своими друзьями, время от времени фотографируя себя или созваниваясь с кем-нибудь по видео звонку. Несколько раз я хотела попросить папу остановиться, чтобы пересесть к нему на переднее сидение. Но что-то каждый раз меня останавливало. То ли лень, толи нежелание занимать ее место.
Я думала о маме, не могла о ней не думать. Думала постоянно, гораздо чаще, чем в то время, пока она была жива. Прошло два года, а я никак не могу смириться с тем, что ее больше нет. Точнее не так – не могу смириться, что она была, а теперь ее нет. Как-то не укладывалось в голове, что можно просто взять и перестать существовать, особенно если ты так нужен кому-то, если кто-то не перестает о тебе думать. Взять и исчезнуть из жизни других, которые продолжают существовать. Продолжают есть, спать, дышать, ездить куда-то. А существует ли она в какой-нибудь другой форме или другом мире? Я не верила в реинкарнацию, а мысль реальности чистилища пугала меня до мурашек. Ведь это значило, что наша мама больше не наша мама, где бы она не была. Из нее стерли всю память, всю информацию, как будто отформатировали флэшу. Из этого так же следовало, что мы не встретимся в ином мире и – не встретится никто.
Я откинула эти мысли и облокотились головой на спинку сиденья перед собой. Гораздо приятнее думать, что призраки среди нас и не покидают землю. Интересно, поможет ли мне эта мысль, когда я ночью пойду в туалет?
Глава 3
Село, в котором жила наша бабушка было не таким уж и маленьким – не глухой деревней с двумя покосившимися избушками на опушке леса. Совсем наоборот, Ивановка – представляла из себя довольно большой поселок с относительно развитой инфраструктурой. Совсем другое дело, что бабушка жила почти на ее окраине, вдали от асфальтированных улиц и магазинов. Я была удивлена, когда увидела, что тут есть даже супермаркеты.
– Гляди, Сашка, тут не такая уж и глушь. – сказала я, но сестра меня не услышала.
– На самом деле, тут есть даже кинотеатр. – сказал папа немного одухотворенным тоном.
– Серьезно?! – искренне удивившись, спросила я.
– Да. Жаль только у тебя своей машины нет. Но ничего, тут ездят автобусы. Не так часто, как в городе, примерно каждый час, но все-таки до центра добраться сможете.
– Это же просто классно! Саш, – снова обращаюсь к сестре с наивной надеждой, что она услышит меня, – Видишь, все не так уж и плохо, как ты думала.
Мы проехали еще минут двадцать по поселку, немного поднялись
Улица, на которую мы въехали, повернув у высокого тополя на резком зигзагообразном перекрестке, выглядела как фотокарточка с идеальным изображением сельской жизни, крашеных деревянных заборов, ограждавших миленькие домики с незамысловатой резьбой на деревянных рамах, лавочками у невысоких калиток, цветущей благоухающей сирени возле каждого дома и, конечно, пасущихся на лужайке коз и коров.
– За-ши-би-сь. – впервые за пару последних часов произнесла вслух Саша, оторвав глаза от телефона.
Я посмеялась. В отличие от нее наличие домашней скотины меня нисколько не удручало, и тем более не расстраивало. Когда папа остановил машину, корова, переминающая за щекой траву, подняла на нас глаза и безучастно смотрела, как мы выходили наружу. Понемногу уже начинало вечереть. Солнце спускалось к линии горизонта, но на улице по-прежнему было жарковато. Не знойный июль, конечно, но и не трепетный май со своими звучными грозами. Эх…
– Дерьмо! – послышалось с противоположной стороны машины, и я закатила глаза. Ну сколько можно ругаться? Папа мягко ее осадил, и Саша еще громче воскликнула:
– Я вляпалась в дерьмо! Вот, смотрите! – она обошла автомобиль со стороны капота и, подняв ногу, показала нам, замазанный в чем-то светло-коричневом, кроссовок. Вместе с ней до моего обоняния дошел запах навоза. Я закрыла нос ладошкой и отвернулась, чтобы она не увидела, как я смеюсь.
– Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! – повторяла она, вытирая ногу об зеленую траву. – Я ненавижу этот день!
Я подошла ближе к ограде и прикоснулась рукой к забору. На какую-то долю секунды меня перенесло на пять лет назад, когда я была еще совсем маленькая в то время, когда мама была жива. Помню, мы собирали вишню за домом. После сильного дождя и грозы, от которой мы дрожали всю ночь под одеялом, она стала очень крупной и сочной. Я почувствовала, как от ярких воспоминаний во рту образовалась слюна и я ее почти бесшумно сглотнула.
Вдруг занавеска на окне дернулась и через минуту из дома выскочила, совсем не изменившаяся, бабушка. Первым делом (сама не знаю почему) она бросилась тискать меня, хотя обычно и по телефону и, когда она приезжала к нам в гости, все ее сюсюканья и ласки доставались младшей сестре. Наверное, все дело в том, что за последнее пару лет Саша здорово вымахала, и теперь скорее я выгляжу как младшая сестра, чем она.
– Софья, – сказала бабушка, выпустив меня из своих объятий и жестом попросила покрутиться, чтобы она смогла рассмотреть меня со всех сторон. – ну что за красавица? А волосы… Ой, ну просто принцесса!
Потом тоже самое пришлось вынести на себе Саше, только про волосы бабушка ничего не сказала и вместо слово «принцесса» к ней она применила существительное – «невеста» из-за чего Саша разозлилась и буркнула что-то на своем дебильном сленге, что даже я не поняла значения этих слов.
Бабушка Дуся была мамой нашей мамы, папины же родители давно скончались, когда он был немногим старше нас. Не знаю, может поэтому, а может потому что у них просто сложились очень хорошие отношения, но он всегда звал ее так: