Моя измятая невинность
Шрифт:
– А чего-бояться-то?
– Ну, говорят, что это больно. Да и потом… есть возможность забеременеть.
– А презервативы для чего?
– А этот твой Максим… – у него уже было? – спрашиваю я, испытывая неловкость за свои вопросы и еще большую неловкость, что задаю их своей младшей сестре.
– Конечно, ему же уже восемнадцать.
А я и совсем забыла об этом…
– Саш, но он ведь тебя не принуждал ни к чему, правда?
– Ни к чему такому, чего бы я сама не
Больше я ее ни о чем не расспрашивала, при этом подумал, что моя сестра в отличии от меня знает, чего хочет и не боится своих желаний. Всего на каких-то пару минут я позволила себе представить нечто такое из-за чего ноги непроизвольно прижались друг к другу и мне захотелось потрогать себя там, но очень скоро я почувствовала стыд за себя и за свои мысли, и чтобы прогнать их и как-то искупить вину перед своей романтичной натурой я стала вспоминать красивые романы о любви, которые когда-то держала в своих руках, окунаясь в мир чистых чувств и благородных намерений. Только в эту ночь я невольно поймала себя на мысли, что из-за книг прошлых столетий, которые я проглатывала одну за одной, у меня на подсознательном уровне укрепилась мысль, что девушка должна быть непорочной чуть ли не всегда. И не дай Бог ты подаришь свой цветок прежде, чем мужчина, сорвавший его, станет твоим законным мужем, тебя до конца дней нарекут падшей женщиной…
А моя четырнадцатилетняя сестра собиралась без всяких мыслей и угрызений совести отдать его парню, с которым она встречалась меньше двух месяцев просто потому, что она этого хочет.
Глава 5
Я просыпалась рано от пения петухов, блеяния коз и просто ужасного мычания голодных по утрам коров. Бабушка в восьмом часу выводила из сарая Аленку (да, так звали ее корову) и она послушно шла за ней в очередное место на поляне за двором, в которое в этот раз ее решили оставить пастись. Сашка же дрыхнула до одиннадцати крепким, совершенно нечутким сном.
В это утро бабушка сказала, что ей нужно съездить в центр поселка за каким-то продуктами, в том числе сахаром, потому что скоро пойдет жимолость, а она каждый год варила из ягоды варенье. Я предложила ей свою помощь, но вместо того, чтобы сопровождать ее, она попросила меня достать из кладовки банки подходящих размеров и хорошенечко помыть их в тазу.
И вот я осталась дома одна. Саша крепко спала в летней кухне и навряд ли что-то было способно нарушить ее сон в ближайшие три часа. Я открыла деревянную дверь кладовки, которая тоже была пристроена отдельно от дома и сразу же забыла о всяких банках, потому что помимо всего прочего там стоял велосипед!
Я успела вымыть несколько десятков литровых и полулитровых банок, которые затем вывесила на частокол деревянного забора, которых ограждал одну часть двора от другой, где находился довольно немаленький сад из разных деревьев и кустов. Сейчас, когда они едва успели отцвести, трудно было ответить, что где растет, но кусты жимолости я определила сразу, так как на них уже весели продолговатые, немного синенькие ягодки.
Бабушка еще не вернулась, и я пошла в дом, чтобы поставить чайник и чем-нибудь перекусить. Конечно, деревенская еда не совсем соответствовала нашему привычному рациону, но пышки и оладья у нашей бабули были самыми лучшими в мире.
Пока чайник грелся, я прошла в зал, обставленный по последней деревенской моде – красный, узорчатый ковер на стене, деревянные полы, выкрашенные не на один слой яркой оранжевой краской, старая советская стенка на всю стену, диванчик, устеленный такое чувство, что вязаным в ручную покрывалом и по всюду эти салфеточки, – на телевизоре, под фарфоровыми ангелочками, на журнальном столике. Мы могли с Сашей спать именно тут, но на этот диван вдвоем не поместиться, а в кухне к тому же было свежо, в то время, как в доме не открывались окна на деревянной раме и внутри стоял немного застоявшийся душный воздух, пропахшийся выпечкой и молочными продуктами.
Я прошла мимо зеркала, но потом вернулась и посмотрела на свое отражение.
– Соня, Соня, – сказала я, прикоснувшись руками к своей шеи. – Ты выглядишь младше, чем твоя сестра!
Я, конечно, не была похожа не семиклассницу, но дело в том, что и Саша не очень походила на восьмиклассницу. Не знай я сколько ей на самом деле лет, дала бы на скидку восемнадцать-девятнадцать. А я? Еще раз покрутившись и внимательно осмотрев свою хрупкую тоненькую фигуру с слегла выпирающими из-под платья бугорками, я пришла к выводу, что семнадцать мне все же можно дать, но не больше.
Я подняла руки вверх, чтобы замотать в «гульку» свой длинный хвост из почти таких же как у сестры пшеничных волос, но более белого оттенка и еще раз провела руками по оголившейся белой шеи. Что она, что я, – мы имели искони славянскую внешность. Но типажи у нас немного отличались и внешне мы были мало чем схожи.
Конец ознакомительного фрагмента.