Моя любимая дура

Дышев Андрей Михайлович

Семейная драма потихоньку обмелела и ушла в песок. Лера еще долго пребывала в объятиях Альбиноса, всхлипывала, вытирала нос кончиком платка и им же размазывала по щекам тушь.

– Милый, пообещай мне, что она завтра уйдет. Хорошо? Пообещай, пожалуйста! Ты же видишь, что все беды начались с нее!

– А ты пообещай мне, что не будешь пить с утра. И нюхать порошок.

– Так тревожно на душе… Я боюсь. Всего боюсь… Я чувствую, что скоро случится что-то страшное…

С этим прогнозом я мысленно согласился. Интуиция подсказывала мне, что где-то рядом, может быть, даже в нас самих, заготовлены бочки с порохом и по фитилю уже бежит огонь.

Глава 35

НА ВЕРНОМ ПУТИ

Я

стукнул ломиком по глыбе льда и едва удержал его в руке. Не среагировал бы вовремя, и лом буром пробил бы мягкий лед и ушел бы на глубину. Две недели назад, когда спасательные работы были в самом разгаре, лед был куда тверже, и нам приходилось на пределе сил разбивать его на мелкие кусочки.

– Ну что там? – крикнул сверху Дацык.

Я стоял на дне узкого, как колодезная шахта, шурфа и наполнял снежной кашей ведро. По рыхлым стенам ручьями стекала грязная вода. Ноги мои увязали в мешанине из битого льда. Процесс таяния льда шел полным ходом. Мне на голову упал комок грязного снега. Не хотелось бы, чтобы обрушились стены.

Старый шурф, в котором я нашел номерной знак, был полностью затоплен водой, и я решил рыть новый, в нескольких метрах от старого. Сначала я мельчил лед ломиком, а потом загружал им ведро, которое Мураш вытаскивал наверх. Мы работали без перекуров уже несколько часов подряд, и я уже прошел ту глубину, на которой нашел знак, но ничего, кроме обломков веток, не находил. Дацык скучал на скамеечке, под которую приспособил одну из стропильных досок, и время от времени подходил к шурфу и задавал мне глупые вопросы.

Совковая лопата с коротким черенком раз за разом врезалась в разлагающееся тело ледника, не встречая никаких препятствий. Сколько мне еще рыть вглубь? Сколько шансов на то, что я приближаюсь к цели? Нисколько. Номерной знак мог отвалиться от машины от первого удара ледовой массы, которая затем уволокла машину на многие десятки, а то и сотни метров. Значит, я буду копать день, два, буду менять угол направления шурфа, и лед постепенно будет становиться все более рыхлым и наконец завалит меня.

– Давай! – зло крикнул я и пнул ногой по полному ведру.

Мураш взялся за веревку и начал вытягивать ведро. Прикрыв глаза ладонью, я смотрел, как мятое, дырявое ведро, раскачиваясь, медленно поднимается вверх. В светлом кругу, словно в портретной рамке, торчала физиономия Мураша. Тут зевать нельзя. Один раз Мураш не удержал веревку, и ведро упало мне на спину. Второй раз развязался узел, и последствия были бы весьма плачевными для меня, если бы я вовремя не прикрыл голову руками. Каторжная, бессмысленная работа… Ноги от холода онемели, и я уже не чувствовал пальцев. Нечаянно саданул по ноге лопатой, и было такое впечатление, что ударил по чьей-то чужой ноге.

Мураш опорожнил ведро и опустил его вниз. Время как бы повернулось вспять. Все это уже было – и онемевшие ноги, и хруст фирна, и беспрерывный поток ледяной воды, падающей сверху, и круглый свет в конце черного шурфа. Я так же уставал, так же стискивал зубы, чтобы вытерпеть и не сломаться, но тогда душу грела благородная идея: я боролся за жизнь людей. Теперь же цель моих мучений – осуществить замысел банды грабителей.

– Есть что-нибудь? – снова проявил нетерпение Дацык.

Он стоял на самом краю колодца, и комки грязного снега из-под его ног падали мне на голову.

– Есть, – ответил я, с ненавистью вонзая лопату в снежную кашу.

– Что есть?! – закричал Дацык и мигом опустился на колени, сунул голову в шурф и заслонил собой и без того скудный свет.

– Бревна кусок! – ответил я. – Такого же тупого, как ты!

– Доиграешься у меня! – пригрозил Дацык, и снова стало светло.

Куда уж дальше играть! Эта игра явно затянулась и уже давно мне не по душе. Самое скверное в ней то, что я до сих пор ничего не знал о судьбе моей Ирины. Ничегошеньки! Столько дней прошло

с того момента, как я последний раз слышал ее голос. И что? Все эти дни я жил, боролся, убегал, дрался только ради того, чтобы найти ее, помочь ей… Незавидная моя судьба! Хоть бы какая зацепочка! Хоть бы намек на то, что она цела и невредима. Мне хотелось верить Дацыку и Альбиносу. Я заставлял себя верить им. В самом деле, за кого еще можно было принять Тучкину, как не за мою женщину! Альбинос следил за мной от самого аэропорта. Он видел, как я помогал Тучкиной получить вещи в багажном отделении, как вместе с ней шел к стоянке такси. Потом мы сидели с ней на заднем сиденье авто и крепенько целовались. И дальше, дальше по мировому сценарию. Со стороны мы вообще как муж и жена выглядели! И нет ничего удивительного в том, что Альбинос похитил Тучкину. Но где же Ирина? Как жестока насмешка судьбы!

Пустое ведро плюхнулось у моих ног. Я приналег на лопату. Надо бежать отсюда! Бежать, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. И делать это надо днем, когда у меня свободны руки. Дацык с каждым часом все более расслабляется и доверяет мне. Пройдет время, и он допустит какую-нибудь незначительную ошибку: встанет ко мне спиной, или наклонится, или выронит пистолет, и тогда у меня появится реальный шанс обрести свободу. И Мураша надо обязательно взять с собой. Дацык рано или поздно убьет его. В этом можно не сомневаться. Но Мураш слишком упрям, он слишком зациклен на идее найти тело отца. Во что бы то ни стало я должен убедить его в полной бессмысленности этой затеи. Можно даже солгать ему, что я умышленно копаю шурф в другом месте.

Я не заметил, что давно наполнил ведро и замер над ним, погруженный в свои мысли. Теперь идея побега всецело овладела мной… Нет, я не стану тянуть, ждать, когда наступит завтра, а потом послезавтра. Мы с Мурашом убежим сегодня же, когда вернемся с ледника в лагерь. Я скажу Дацыку, что хочу до ужина просушить на печке ботинки. Он поведет меня к моему сараю. Чтобы открыть дверь, Дацыку понадобится вытащить скобу из «ушек». Он прикажет мне отойти на пару шагов и, высвобождая руки, сунет пистолет за пояс. У меня будет секунда или две на то, чтобы кинуться на него и свалить с ног. А дальше – дело техники. Я оглушу, свяжу его и запру в сарае. Как бы только предупредить Мураша, чтобы ждал меня не за общим столом, где обязательно будут Лера и Альбинос, а где-нибудь в стороне, скажем, у туалета?

– С вами все в порядке? – отвлек меня от мыслей голос Мураша.

– Тяни! – скомандовал я.

Так как же его предупредить? У шурфа есть одна скверная особенность: он усиливает любые звуки и гудит, как иерихонская труба. Даже если я произнесу слово шепотом, Дацык обязательно услышит. Были бы при мне бумага и ручка, я отправил бы с ведром записку. Но этого нет, придется искать какой-нибудь другой способ.

Идея предстоящего побега зрела во мне и стремительно обрастала деталями. С Мурашом, который едва передвигает ноги, мы будем ползти, как две улитки по стиральной доске. Это большой минус. Альбинос, здоровый и сильный конь, догонит нас с необыкновенной легкостью. Значит, нам надо идти не по дну ущелья, а путать следы на заснеженных склонах. Это будет очень трудно, не исключено, что мне опять придется нести Мураша на себе. В идеале следовало бы бежать ночью. Но как я выберусь из запертого сарая со связанными руками? Мураш вряд ли будет способен освободить меня. Этот безвольный тюфяк наверняка ночует в одном приюте с бандитами и не сумеет выйти оттуда незаметно… Нет, ночь надо сразу отбросить. Побежим сегодня вечером. Если понадобится, я понесу Мураша на себе. Я выдержу. Когда я злой, мои силы почти беспредельны… Я почувствовал прилив энергии и принялся работать лопатой, словно золотоискатель, наткнувшийся на золотую жилу. О побеге я скажу Мурашу, когда мы будем возвращаться с ледника в лагерь. Я постараюсь, чтобы Дацык отстал…