Моя маленькая Надежда
Шрифт:
Но это всё лирика, а самое главное в этой истории то, что отец с чего-то решил, что я могу пойти по его стопам. Поэтому мне никогда не разрешалось выходить из дома после семи вечера, носить вызывающую одежду и злоупотреблять косметикой.
Меня не особо напрягали запреты отца, я была увлечена учёбой и сама не стремилась к разного рода сомнительным развлечениям. Мне хватало общения со сверстниками в пределах школы, я была послушной дочерью. До сегодняшнего дня.
Теперь же я чувствую себя так, словно мне на голову вылили ведро помоев.
Медленно отрываюсь от стены, потому что до этого стояла, словно приклеенная. Захожу в спальню и закрываю за собой дверь. Главное, немного переждать. Гнев отца скоро утихнет, и я смогу спокойно жить, как и раньше. Если получится, как раньше.
Влад. Он пугает меня и в тоже время притягивает к себе, словно магнитом. Мне любопытно узнать, что у этого странного парня на уме, почему он ведёт себя так… неоднозначно.
Через час своего заточения я набираюсь смелости и выхожу из комнаты. Терпеть больше нет сил, я жутко голодна и, в конце концов, хочу в туалет.
Судя по звукам храпа, исходящим из родительской спальни, отец спит. Поэтому я беспрепятственно иду в кухню и делаю себе чай. Заходит мама.
Она устало опускается на стул и бросает на стол полотенце для рук.
– Надь, помоги пацанам сделать русский, а? У меня уже просто сил на них нет. И терпения тоже, – тяжело вздыхает.
Как будто у меня есть силы. Особенно после всего того, что произошло сегодня.
– Да, мам, конечно, – натянуто улыбаюсь. Не думаю, что мама не понимает моего состояния, но, кажется, её удобнее делать вид, что всё в порядке.
Всегда завидовала тем девочкам, которые дружат со своими мамами. Секретничают, рассказывают им о своих переживаниях. У нас не так. Нет, конечно, родители любят меня по-своему. И мама старается, как может, но всё же не подруги мы с ней, как ни крути. Может, оно и к лучшему.
До переезда в этот город я очень тесно общалась со своей тётей, маминой сестрой. Она старше меня всего на восемь лет, и мы всегда с лёгкостью находили общий язык. Но месяц назад Оля вышла замуж, а мы уехали из города. И я бы рада позвонить ей, поболтать по душам, как раньше. Но всё не решаюсь, боюсь помешать молодожёнам, которые только недавно вернулись из свадебного путешествия. Оля, как любит повторять мой отец, удачно вышла замуж. И её избранник ни в чём не отказывает любимой, поэтому после свадьбы увёз её в Дубаи. А я надеюсь, что как только у неё появится возможность, она сама позвонит мне.
В спальне братьев как всегда, хаос. Тетради и учебники валяются на полу, Димка сидит на столе, а Тимофей скачет по кровати.
– О! Надюха! – восклицает восторженно Тимка. – Пришла нам с домашкой помочь?
Ничего не отвечаю, лишь покачиваю головой. У этого сопляка такой тон, словно я не помогать буду, а вместо этих лоботрясов уроки делать. Бессовестные. В отличие от меня, учатся в школе, которая в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Их приняли без проблем, а для меня, видите ли, места не хватило.
–
– А мы маме пожалуемся, что ты не хочешь нам помогать, – произносят хором и показывают языки.
– Рассказывайте, – усмехаюсь и выхожу из этой обители срача. После сегодняшнего мне уже, кажется, ничего не страшно.
Глава 9
– Серьёзно? – Вера округляет глаза, и я боюсь, что они сейчас вывалятся из орбит.
Я пришла в школу минут за двадцать до начала уроков и вкратце пересказала Мышкиной события вчерашнего вечера. Подробности разговора с отцом, разумеется, опустила.
– Я тебе больше скажу, Штерн меня встретила при входе в школу и «извинилась», – рисую в воздухе кавычки. – Мол, у неё живот разболелся, и она ушла домой. Про телефон и закрытую дверь вообще ни слова, будто не её рук дело.
– Ну, вообще…
– А главное я вот чего не пойму, Вер, чего эти двое ко мне привязались? Ну, я же не сделала им ничего? – эмоционально взмахиваю руками.
Мы стоим возле окна и ждём звонка на урок. Девушка ставит один локоть на подоконник и подпирает рукой щёку, задумчиво смотрит в окно.
– Видишь ли, это их обычное поведение, – её губы вытягиваются в тонкую линию. А тон такой, словно она пытается оправдать этих негодяев.
– То есть, для вас в порядке вещей это всё? – слегка повышаю голос. Эмоции зашкаливают, и обострённое чувство справедливости не даёт успокоиться. – Бре-е-ед!
Поправляю серую юбку, которая, спасибо маме, теперь сидит на мне, как влитая, и иду в класс. Мышкина плетётся следом.
– Ты пойми, Надь, Рягузов – сын директрисы, родители Чернышевских – спонсоры школы…
Вот даёт. Ещё и аргументы приводит, исходя из которых, все перед этой шайкой преклоняться должны.
– А Штерн? – резко разворачиваюсь, Вера едва успевает затормозить, чтобы не снести меня своими габаритами.
– Штерн? Штерн их подружка и тоже ребёнок спонсоров – равнодушно пожимает плечами.
Безразмерная блузка с довольно широким вырезом съезжает на один бок, и Вера её тут же поправляет. Смотрю на неё искоса – странная. Конечно, её фигура далека от идеала, но одежда на несколько размеров больше придаёт ей дополнительные объёмы.
– Всё равно бред! – качаю головой и вхожу в кабинет.
Вера садится рядом со мной, мы договорились, что будем сидеть за одной партой. Мышкина рада избавиться от одиночества, а я… Мне в принципе всё равно. С другой стороны, всякие мажоры подсаживаться не будут.
Через несколько минут класс заполняется учениками, и начинается урок русского языка.
– Сегодня пишем сочинение, – объявляет Ирина Алексеевна, учительница русского языка и литературы.
Высокая стройная брюнетка, не смотря на молодой возраст, отлично владеет предметом. Женщине на вид около тридцати лет.