Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
Естественно, я дрался в детстве и юношестве. Для парней это естественно.
Но, сказать, что мне нравится?.. Нет.
Только недалёкие люди хотят драться добровольно. Только социопаты не боятся бить других и не испытывают угрызения совести, когда это всё-таки происходит.
Я не считаю себя ни тем ни другим.
Ближе к пятнадцати часам в спортзале начинает собираться народ. Подтягивается и Демидов.
Выходя на импровизированный ринг, обмениваемся рукопожатиями.
– Мия
Там натянув рукава свитера на ладони, стоит Алиева. Напряжённая и почти ревущая. По крайней мере, пылающие глаза об этом явно кричат.
– Разговаривала, – отвечаю, глядя на него в упор.
– И что думаешь?
– Мне не принципиально, бой нужен тебе. Если Мие это неприятно, можно и остановиться.
– Как благородно, – усмехается Демидов, размещая руки на поясе.
– Дело не в благородстве, а в том, что принципы ничто по сравнению с близкими.
– То есть ты готов проиграть? Ради неё? – приподнимает бровь и ждёт ответа.
Ещё раз окидываю взглядом узкую женскую фигуру и понимаю, что любое общественное мнение не стоит ровным счётом ничего, а вот её слёзы…
С детства их терпеть не могу.
– Готов.
– Окей, – кивает Демидов и чуть отодвигается.
Именно в эту минуту в воздухе разносится короткий свисток, а в мою левую щеку кометой летит кулак Демидова.
Успеваю сгруппироваться только после нанесённого удара.
Шок.
Пока вокруг моей головы носятся гуси-лебеди, пропускаю ещё два.
Рот наполняется тёплым металлическим привкусом, сбоку кто-то отчаянно визжит, но уровень адреналина внутри и непременное желание отыграться, заставляют сконцентрироваться и на четвёртый удар суметь увернуться...
Глава 20. Мия и динамики, будь они не ладны...
В ужасе озираюсь по сторонам.
Как в замедленной съёмке прохожусь взглядом по скандирующим и машущим руками студентам Арха. Толпа возбуждена и заведена до предела.
Страшно становится.
Народ требует «хлеба и зрелищ». Всё, как у древнеримского сатирика, только на этот раз вместо зерна и театра на городской площади – человеческая кровь.
И не просто человеческая. Они требуют крови Громова.
Ненависть растекается по моим венам молниеносно. Из девочки, которой страшно, превращаюсь в ту, которую надо бояться…
Сжимаю кулаки до противной боли и держусь из последних сил.
Я настолько ошарашена поведением людей вокруг, что не сразу замечаю – бой уже остановили.
Прилепив свой обескураженный взгляд к окровавленному лицу Громова и безжалостно сшибая всех вокруг, отправляюсь к огороженному квадрату в центре
– Зачем, ты это сделал? – взвизгиваю, когда приближаюсь к Лёве.
Ещё час назад мы ездили вместе на обед. Он спонтанно позвал – я согласилась. Думала, удастся убедить, но даже побоялась поднять эту тему.
Смалодушничала.
Красивый ресторан, вкусная еда, непрекращающийся флирт между нами. Блин. Как он мог?!
Как. Он. Может. Быть. Таким. Жестоким?..
– Успокойся, – отвечает Лёва, как обычно, довольно хладнокровно, и поворачивается в сторону плотного кольца из людей, облепивших Мирона.
Сплюнув на пол и размяв шею, мой парень потирает основательную ссадину на скуле и кричит:
– Ты как, Гром?
Мирон фокусирует взгляд на нас. Насколько получается в данный момент.
Сквозь толпу медленно осматривает сначала моё зарёванное лицо, на мгновение зависает, а затем обращается к Демидову:
– Лучше всех. Благодарю за бой.
Дальше отзывается на какие-то вопросы парней и внимательно слушает то, что ему пытается донести Ваня Соболев, при этом не разрывая зрительного контакта со мной.
С ужасом занимаюсь исследованием внушительной гематомы над заплывшим глазом. Паника внутри достигает критической отметки. Воздуха становится катастрофически мало и с моих губ слетает громкий всхлип.
– Ми-рон, – выдыхаю, подавшись вперёд.
– Не надо, – обрубает он взглядом, затем чуть улыбается через силу.
– Не надо, Карамелина, - слышу бархатный голос у себя в голове. Он не хочет моей жалости.
Между нами всего пара метров, но фактически мы давно по разным краям одной большой пропасти.
Сердце разрывается в мелкую крошку. Это я виновата, – приходит озарение.
Прозрачные глаза сверкают от кипящего в его теле адреналина, тёмные волосы в беспорядке, а чёрно-белая майка заляпана кровью.
Боже.
Как много крови и всё из-за меня?..
Почему я тогда не могла с ним просто поговорить?
Это же он.
Громов!
Мой Громов!
Тот, с кем мы в деревне от бабушки прятались, чтобы она домой не загнала раньше времени, а потом засыпали в стоге сена от усталости.
В обнимку.
Он тот, кто защищал меня.
Всю сознательную жизнь защищал ото всех. Любой в радиусе нескольких километров знал, Алиеву трогать нельзя. И точка.
Почему я решила, что Мирон обязан меня полюбить?!
Кем я себя возомнила?
Я сама во всём виновата. Естественно, мужчины разобрались по-своему, как умеют.
Перевожу взгляд на Лёву, принимающего поздравления, и качаю головой. Завидую его самообладанию. Он как скала. Нерушимая, холодная, острая. Сегодня всё же чуть подбитая.