Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
Бью себя ладошкой по лбу несколько раз.
Дура. Дура. Дура.
Конченая идиотка, Мийка!
– Эй. Давай без рукоприкладства, – ворчит он, арестовывая вторую ладонь, бережно укладывает всё это добро на мои коленки и успокаивающе поглаживает. – Лучше подумай, зачем ей это?
– Не знаю, – морщусь.
– Вот и у меня не складывается. Не бывает так, чтобы человек совершал гадости просто так. Тем более, настолько близкий. Вспоминай. Может, не поделили что… Не знаю, что там
Мажет цепким взглядом по моему телу и подмигивает.
– Ты явно выиграла, Карамелина, – давит смешок. – Поздравляю.
– Гро-мов, – рычу, утирая досадные слёзы. – Это, по-твоему, забавно?!
У меня горе, а он?..
– По-моему, пф-ф… ты ревёшь, и я должен тебя развеселить.
Вполне логично. Но бесит.
– Не надо, – огрызаюсь, а слёзы катятся ещё хлеще. – Мы ведь вместе так долго… – хнычу, падая на сидение, –… вместе. За что она со мной так?!
Не верится.
Просто не верится.
Пока я как следует жалею себя и оправдываю лучшую подругу, Мирон заезжает на небольшую придорожную стоянку и паркуется.
– Зачем? – спрашиваю удивлённо, озираясь по сторонам.
Он снимает куртку и ловким движением забрасывает её на заднее сидение.
– Иди на ручки, плакса моя, – говорит, потирая щёку и вздыхая увесисто.
Тянется к ремню безопасности на моей груди, чтобы отстегнуть. Затем ухватывается за локоть и помогает перебраться к себе на колени.
Сердце замедляет удары, ритм сбивается от близости.
Упираюсь носом в пахнущую кондиционером для белья чёрную футболку. Сквозь слёзы ухмыляюсь. Громов со своей машиной точно не пропадёт, у него такой запас чистых вещей в багажнике, что хоть на неделю в деревне застревай.
Не то что я, замарашка.
– Ну что ты, кудряха? – бережно, аккуратными движениями убирает налипшие на лицо волосы. Они ужасно вьются и после вчерашней бани ведут себя максимально странно. – Пахнешь вкусно… земляникой, – вздыхает Мир.
– Это всё мыло, – шевелю губами.
Не знаю, сколько времени мы так сидим, но внутри вдруг становится спокойнее.
Или нет…
Весь колоссальный спектр эмоций просто перетекает в другую ёмкость. Под названием «Мирон Громов – мой. Ну наконец-то».
Тёплые руки медленно бродят по спине под пуховиком, а сухие губы то и дело касаются виска.
Хочется ещё больше… Чувствовать его, вбирать, проникнуть под кожу и там остаться.
– Из всех твоих подруг пучеглазая всегда казалась мне самой адекватной, – говорит Мирон тихо, когда я совсем утихомириваюсь. Хотя бы внешне.
– Мне тоже…
– Шантажировать, хмм…
Оба задумчиво пялимся в окно. Трасса, несмотря на
Эта белая шторка и то, как мне вдруг становится тепло, так воодушевляет, что я окончательно залипаю.
– Может, – предполагает Мирон, поглаживая обнажённую кожу на пояснице. – Ей Демидов нравится?
– Ну нет, – мотаю головой. – Она в другого влюблена. Тайно.
Усмехаюсь про себя.
Даже зная, кем именно оказалась главная злодейка, не могу её предать и выболтать всё Громову. Рассказать, как моя подруга влюбилась в его однокурсника – Ивана Соболева и вот уже несколько месяцев это от всех, кроме меня, скрывает.
Потому что, если обмануть доверие, пусть и того, кто тебя предал – сам становишься не лучше.
Я привыкла судить о себе по собственным поступкам и ни в коем случае их не оправдывать чужими промахами.
– Мия…
– Чего? – выхожу из своих мыслей.
Веду пальчиками по широкому плечу. Это движение закручивает спираль внизу живота и заставляет поёрзать.
Не верится.
Вот он, реальный. Мой.
Хочешь трогай. Хочешь… Как подумаю, жар в лицо…
– Надеюсь… – Мирон хмурится, когда пальцы через кадык на шее добираются до линии подбородка. – Пффф… она влюблена не в меня?..
– Что? – уставляюсь на него удивлённо тут же убирая руку.
– Валеева не в меня влюблена?!
Вопреки серьёзности ситуации уголки моих губ предательски летят наверх.
– Громов, мой ты хороший, – зажмуриваюсь и смеюсь, обвивая его шею. – Когда-нибудь тебя порвёт от собственного величия, и ты лопнешь.
– Что здесь смешного? – проговаривает он зло, перемещая свои ладони на мои ягодицы. Вспоминаю, что я, вообще-то, без трусов. Буквально, как Ладка… Чёрт… – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе и уловить мотив шантажистки.
– А как это связано? – удивляюсь.
– Все преступления совершаются либо из любви, либо из эгоизма. А ты говорила, что любишь… хмм… меня, – сжимает ягодицы, выбивая из моего рта стон.
Между ног становится влажно и жарко.
Такое со мной впервые, между прочим.
– Так это когда было, – намеренно легкомысленно отвечаю, стараясь дышать сдержаннее. – Нашёл что вспомнить, – хихикаю.
– Блядь, – рычит Мир, резко подкидывая меня в воздухе и усаживая поудобнее.
Съезжает с кресла и расставляет пошире ноги. Так, что я теперь практически лежу сверху, как на матрасе.
Округляю глаза, чувствуя, как твердеет его пах. Облизываюсь и с изумлением смотрю на него.