Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

Меницкий Валерий Евгеньевич

— Да, у этого парня неординарное мышление!

Он имел в виду моё чувство юмора.

Это был единственный негативный момент, потому что всё остальное было с большим восклицательным знаком, в том числе и отношение ко мне маститых, известных конструкторов, инженеров и лётчиков — все они ко мне отнеслись очень тепло и душевно. На этом фоне несколько выделялся Федотов. Он был предупредительно строгим, в меру ограничен в эмоциях.

При этом Александр Васильевич оказался активным сторонником коллективных вечеринок. И если кто-то по какой-то причине не мог присутствовать на такой вечеринке, это наказывалось самым беспощадным образом, в очень хлёстких

выражениях. И нас всегда всем ставили в пример. Если в ЛИИ, например, отмечали получение первого класса (его, как правило, присуждали одновременно нескольким лётчикам), они приглашали на это торжество представителей разных фирм. С каждой фирмы обычно приезжал один представитель, микояновцы же являлись всем скопом. И хозяева говорили:

— Ну вот, сразу видно, приехала фирма Микояна!

Сначала нас было шесть человек, после гибели Миши Комарова осталось пять. Отношения между нами были удивительно тёплыми и радушными. Некоторой сухостью выделялся Федотов, хотя если у кого-то случались какие-то неприятности — по работе или в семье, он всегда принимал деятельное участие в решении этих проблем.

Александр Васильевич больше других любил подшутить, и не всегда безобидно. Были у него шутки злые. Но по отношению к нему таких шуток себе никто не позволял. Все понимали, чем это может обернуться… Один раз мы над ним всё-таки подшутили в столовой ЛИИ, где мы питались, в стакан компота ему насыпали соли. Федотов, помешивая компот ложечкой, начал его пить глотками, потом съел каждую ягодку с большим аппетитом, ещё раз перемешал остаток и выпил залпом до дна — и всё это с совершенно невозмутимым видом. Изумлению нашему не было предела. Когда Федотов ушёл, все стали отпивать компот из разных стаканов, думая, что по ошибке дали ему сладкий компот. Все стаканы оказались со сладким напитком. Так что Федотов выпил солёный компот не моргнув глазом, даже не подав виду. Он всех нас оставил в дураках.

А вот пример федотовской шутки. У меня был друг, директор завода Иван Солодун. Когда он был ещё техническим руководителем на Волге, мы с ним часто ездили в командировки, и постепенно у нас сложились очень хорошие отношения. Я его не просто уважал, а любил за настоящий русский характер, хотя по национальности он украинец. Душа у него была широкая. Он прекрасно готовил и вообще был удивительно компанейский мужик, отменного здоровья. На охоте он мог спокойно пройти 20–30 км, на рыбалке мог сутками сидеть с удочкой. Никогда с охоты и рыбалки он не возвращался с пустыми руками.

Зная, что Иван считал себя хорошим рыбаком и охотником, Федотов как-то раз (а он был искусный художник и некоторые вещи делал филигранно, особенно хорошо он подделывал подписи, разные билеты, записки) покрасил щучью икру чёрными чернилами так искусно, что отличить её от настоящей зернистой было просто невозможно. Иван намазал эту икру на хлеб и стал есть. А все смеются. Иван, не понимая, в чём дело, продолжал жевать бутерброд… Только когда он пошёл умываться и увидел, что его рот и лицо измазаны чёрными чернилами, понял, что над ним подшутили. Без труда он догадался, что зачинщиком этой шутки был Федотов. Иван его спросил:

— Что ж мы теперь, в кофе друг другу будем писать?

А когда Федотов утром заводил свой мотоцикл, Иван подошёл к нему и сказал, показывая на здоровенную палку:

— Саша, что-то мне хочется ударить этим дрыном тебе по фаре.

— А зачем?

— Да так, ради шутки.

Я уже говорил, что Иван был заядлым охотником и никогда не возвращался с пустыми руками. И дело

было не только в том, как он стрелял, а, скорее, в том как он умел делить трофеи коллективной охоты. Поскольку Иван был организатором охоты, он всегда выходил в центр круга и говорил:

Так, Долженков, откладывай этого зайца. Наша фирма организовывала эту охоту, давала автомобиль, обеспечивала вас спиртом, так что он по праву принадлежит нам. Второго зайца тоже откладывай сюда!

— А второго-то почему? — удивлённо спрашивал Долженков, тоже заядлый охотник, полковник-ракетчик.

— Потому что его убил я, и он по праву принадлежит мне!

С этим утверждением тоже было трудно спорить.

— Как вы относитесь к лётчикам? — спрашивал дальше Иван охотников.

Ну кто мог сказать о лётчиках что-нибудь плохое? Конечно, все к ним относились положительно. Получив такой ответ, Иван тут же говорил:

— Раз вы к ним относитесь хорошо, значит, будет справедливо, если вы отдадите им ещё одного зайца. С мясом в городе напряжённо, и надо лётчикам помочь.

И так он находил ещё много разных аргументов в пользу того, чтобы добрая половина охотничьих трофеев доставалась именно нам. Иван этим гордился. Переспорить его при дележе добычи не мог никто. Он умел быть и достаточно жёстким при этом, если кто-то оказывался строптивым и на такое неравное деление не соглашался. Такого строптивца ждало наказание: на следующую охоту его просто не брали. В армии же с автомобилями и прочим было очень строго, и организовать охоту военным было совсем непросто. Поэтому все охотники полностью зависели от Солодуна и перечить ему не смели.

Иван приходил к нам, разделывал зайцев, набивал их тушками холодильник, и мы таким образом были обеспечены мясом. Нас он просто закармливал. У него всегда были наготове какие-нибудь щучьи котлеты, сом по-гречески, по-солодуновски. Он так мастерски готовил, что с ним мало кто мог сравниться. Я знаю только трёх человек, которые готовили так же вкусно: это моя мама, тёща и жена. Иван всё время импровизировал, со стороны казалось, что он кидает в кастрюлю всё подряд и потом смотрит, что из этого случится. Получалось нечто фантастическое.

Так мы жили в Ахтубинске. Снабжение было очень плохое. Яйца в городе практически невозможно было купить, хлеб местной выпечки был плохого качества, кислый, вода тоже была неважная — хоть мы её долго кипятили, она всё равно оставалась мутной. И в Москве-то с продуктами было тяжело, стояли громаднейшие очереди, сейчас это уже забыли. Но Москва ещё как-то снабжалась, а на Волге, в провинции, и не вспоминали о какой-то сырокопчёной колбасе, варёной «Докторской», там этого ничего не было. Питание в лётных столовых было неплохое, но и не очень хорошее. Хотя выдавали по два яйца в день, кормили по лётной норме, завтракали и обедали мы за счёт фирмы у военных.

Помню, к нам приехали гости, и Иван попросил меня достать хотя бы несколько яиц для яичницы, чтобы угостить приезжих. Время было не охотничье, рыбалки тоже уже не было (это происходило глубокой осенью). Через знакомых с большим трудом мы достали десяток яиц, колбасу — в общем, что-то самое простое, пожарили яичницу с колбасой и неплохо поужинали. Потом через завхоза в лётной столовой я стал за бутылку спирта брать продукты на субботу и воскресенье.

Сейчас, конечно, ситуация иная: магазины завалены продуктами, а у людей нет денег, чтобы их купить. Эта ситуация, конечно, немногим лучше, но всё-таки веселее знать, что есть продукты, которые при необходимости ты можешь купить.