Моя нечаянная радость
Шрифт:
А тут как-то узнал Игнатия Савельевича на улице бывший коллега, да так обрадовался – все хлопал по плечам, обнимал и привел с собой в комиссариат какой-то и ну давай расхваливать Игнатия как ученого и специалиста начальству новому. Что там уж дальше было, теперь и не узнаешь, да только назначили Игнатия Савельича старшим ответственным за формирование и организацию в Архангельске полярных экспедиций и научной станции.
В двадцать девятом году, после постановления об учреждении административного образования края, так и вообще назначили начальником научного центра.
Маленький
И Феденька пропал для всего остального в жизни – он не отходил от этого летчика, постоянно его расспрашивал. А тот ничего, не шпынял мальчишку настырного, отвечал подробно на все его вопросы и вообще привечал умного да шустрого пацаненка.
И все! Федор теперь грезил только авиацией! Жил с этой мечтой, дышал ею и думал только о ней! Ну, уж а когда в тридцать четвертом году проходили спасательные летные экспедиции челюскинцев, то паренек пропал окончательно и бесповоротно.
Отец поддерживал сына в его стремлениях и мечтах, только объяснял, что для того, чтобы стать летчиком, надо хорошо и много учиться – мальчик и учился, старался вовсю.
Но в том же тридцать четвертом году Игнатий Савельевич умер, и Матрена Архиповна списалась с родней мужа, оставшейся в Питере, с нижайшей просьбой принять сыночка да помочь чем смогут. И отослала к ним Феденьку на учебу и за мечтой его заветной, если будет на то воля Божья и сможет он ее поймать, мечту-то эту летную.
До Питера паренек добрался, да только родне той он ни за какой надобностью оказался, приютили на первое время, да строго предупредили – не больше чем на месяц, устраивайся сам. В четырнадцать-то лет.
А Федя не растерялся, пошел прямо в наркомат искать того самого летчика, что заворожил его в детстве своими рассказами о полетах. И, вот что удивительно, нашел-таки!
Приставал ко всем занятым чиновникам, гнали его, пугали, что сдадут в милицию, а он упорно ходил и спрашивал, пока не нашелся нормальный дядька и не подсказал, как отыскать нужного человека.
Летчик узнал Федора, даже обрадовался встрече и помог – самолично отвел в летную школу и поручился за него. Поступать туда мальцу было рано по возрасту, еще хотя бы пару годков подрасти, но его приняли слушателем, определили в помощники дворника и угол выделили, а также направили в ближайшую школу, заканчивать учебу. Он закончил за два года три класса и тут же поступил в летное училище, где жил и работал все это время.
Отучился лучшим учеником, каждую дисциплину только на «отлично»! Ну а потом война.
Попал Федор Игнатьевич по своей же настойчивой просьбе в Мурманск, там и провоевал всю Великую Отечественную летчиком. Сбивали дважды надо льдами, прыгали вместе с экипажем с парашютами и несколько дней добирались до наших, вот уж точно, как в «Двух капитанах» Саня Григорьев, только их не двое тогда было, а трое, и несли они раненого штурмана на себе по очереди первый раз, а второй Федя
Там, во льдах, и похоронил ребят, и салют, как положено, из табельного оружия произвел, а потом трое суток шел через торосы, пока поисковая группа его не обнаружила, ноги поморозил и лицо, на всю жизнь шрамы остались.
Через год после войны, в сорок шестом, Федор демобилизовался и вернулся в гражданскую авиацию, в родной Архангельск, где и проработал полярным летчиком долгие годы.
Там и встретил свою единственную любовь и жену – Анну Григорьевну, студентку исторического факультета, заставившую бравого героя-летчика долго ухаживать за собой. Потом, уже после свадьбы, она призналась, что влюбилась в Федора Игнатьевича, как только увидела в магазине, но все не верила, что он ее выбрал и полюбил по-настоящему и действительно хочет с ней семью устроить, уж больно он был нарасхват и пользовался невероятным успехом у дам. Вот и проверяла.
Проверку Федя прошел достойно и в сорок седьмом году они поженились. Аннушка стала работать в музее краеведом, а в сорок восьмом родился у них сыночек Петенька.
Когда Петеньки было пять лет, отец первый раз взял его с собой в полет и привел в кабину самолета. Петенька крутил головой во все стороны и засыпал Федора Игнатьевича и его экипаж вопросами, тыкал везде пальчиками и с самым серьезным видом, спрашивал:
– Это что? А это для чего? А что она показывает?
Мужики посмеивались, но вполне серьезно отвечали мальцу.
А ночью Пете все снилась тайга зеленая внизу, и он урчал во сне, изображая гул самолета.
– Все, – покачала головой Анна Григорьевна, – испортил ты сына, Фёдор, теперь точно летчиком станет.
К окончанию школы в шестьдесят пятом году Петя Батардин уже знал столько про полярную авиацию, сколько, пожалуй, не знал ни один курсант летного училища, да и не каждый летчик, если честно. Пилотировать, понятное дело, ему никто не давал, времена были строгие, правильные, инструкции не нарушали. Но то, что пацан вызубрил практически всю теоретическую часть и налетал вместе с отцом в кабине сотни часов, это факт. Как и то, что все механики аэродрома знали Петю Батардина как исполнительного и сообразительного паренька, прилично разбиравшегося в устройстве авиадвигателей.
Здоровье у него было отменное, к тому же спортсмен-разрядник – занимался и лыжами, и легкой атлетикой, и силовыми видами спорта. Так что, никаких сомнений – поступил он в Ульяновское высшее авиационное училище гражданской авиации, закончил в семидесятом и попал в Мурманск. Там Петр прошел обучение и спецподготовку на летчика-полярника и сдал все нормативы.
Только это не простая история: стать настоящим полярным летчиком – это годы практики и учебы. И спецтренажеры, и работа в реальных условиях, но в первую очередь – опыт, опыт и еще раз опыт! Вот почему, какая бы романтика у тебя в разных местах ни бурлила и на какие бы подвиги парнишку ни тянуло, пока лет десять не поучишься у настоящих асов и спецов высшей пробы, не налетаешь в самых жестких условиях положенных часов, никаким полярным летчиком, в общем-то, никогда не станешь.