Моя несчастливая счастливая жизнь
Шрифт:
Через несколько дней я приступила к работе и, получив свою первую зарплату, впервые в жизни почувствовала себя взрослой и самодостаточной. По такому поводу я купила себе новое платье на рынке.
А вечером мы с Анж гуляли по центру города, и я то и дело смотрела в окна магазинов на свое отражение в новом платье. Мне до сих пор не верилось, что теперь мы можем возвращаться домой когда угодно,
***
С течением времени я пришла к выводу, что нет таких ошибок, которые не может сгладить сила времени. А жизней без ошибок, пожалуй,
Я работала в ларьке “Пиво-сигареты” сутки, а потом у меня было два выходных, первый из которых я спала. Зарплата за суточную смену в темном, пропахшем табаком, ларьке, была небольшая, но позволяла нам с Анжеликой покупать все необходимое для жизни, пока та искала работу.
Мансур больше не делал мне непристойных предложений и почти не обращал на меня внимания. Лишь угощал меня очень вкусным печеньем, когда приходил проверять выручку. Мне было немного обидно от того, что он так быстро потерял ко мне всякий интерес.
Работа моя была не сложной, от меня требовалось лишь правильно считать сдачу и выдавать товар. Но скучать на работе мне не приходилось. Стабильно раз в неделю мне приходилось вызывать бригаду скорой помощи, потому что кто-нибудь, перебрав, падал на пол под маленьким окошком ларька, или звонить в милицию, потому что едва держащиеся на ногах мужчины, устраивали ожесточенный поединок из-за последней бутылки дешевого пива. Я боялась, что когда-нибудь они снесут тонкие стенки моего хлипкого пристанища.
Еще я все время задавалась вопросом: как люди могут столько пить? Мансур отвечал, что так легче жить: на какое-то время проблемы под влиянием алкоголя отходят на второй план, мозг затуманивается или же вовсе отключается. А когда мозг в отключке, человек обычно пребывает в состоянии счастливой эйфории или вот так – просто падает без памяти, тонет в забытьи.
Я смотрела в мутные глаза местных алкашей, которые делали мне странные комплименты и просили продать в долг "хоть одну бутылочку", и не видела в них ни капли разума. Самой же мне не хотелось даже пробовать алкоголь на вкус. Как будто я заранее чувствовала, что это зло.
Мансур успокаивал меня, говорил, что месяц работы – и я ко всему привыкну, втянусь. Его уверенность и печенье, которое он приносил в мою смену, придавали сил.
– Ты что, нравишься ему? – спрашивала Анжелика, подозрительно косясь на очередную коробку, пахнущую ванилью, – Твоим сменщицам он печенье, наверняка, не носит!
– Ну да, нравлюсь. Иначе он бы не предложил мне переспать при первой же встрече. Безусловно, это большое и светлое чувство. А уж если тут замешано еще и ванильное печенье, то можно не сомневаться, что у него ко мне самые серьезные чувства, –
– Кто знает, может быть, у вас что-нибудь будет! Слишком уж он горяч!
– Ага… Как самовар! Иногда даже дымится. Особенно когда у меня в кассе обнаруживается недостача после смены!
Мы обе засмеялись, а потом Анж подсела ко мне, обняла за плечи и заглянула в глаза. Вид у нее был печальный:
– Что я буду делать без тебя?
– О чем ты, Анж? – улыбнулась я и положила голову Анжелике на плечо.
– Что я буду делать, когда ты решишь связать свою жизнь с каким-нибудь парнем? Я, наверное, умру от одиночества и тоски.
– Во-первых. Я пока что ни с кем свою жизнь связывать не хочу, – уверенно сказала я, – а во-вторых, мы всегда с тобой будем подругами. Даже если обе выйдем замуж и нарожаем по десять детей.
Анжелика смотрела на меня задумчиво. Потом встала, подошла к окну, отдернула в сторону занавеску и сказала:
– Нет, Лора, потом все будет не так, как сейчас… "Всегда" – это самое лживое слово.
Именно тогда я впервые почувствовала в Анжелике какую-то внутреннюю перемену. Что-то изменилось в характере той беспечной оптимистки Анж, с которой я познакомилась в интернате.
Своим оптимизмом она тогда смогла вытащить меня из глубочайшей депрессии. А сейчас внутри нее происходили какие-то мощные катаклизмы, которые она переживала тайно, не впуская меня в глубины своей души.
***
Анж долго, сначала с азартом, а позже с тоской в глазах, искала работу. А потом, в один из июньских вечеров, она пришла домой и сказала, что устроилась работать грузчиком на склад в супермаркет.
– Грузчиком? – я отвернулась от плиты, где жарились котлеты, и, округлив глаза, уставилась на подругу.
– Ну а что? Силы-то у меня немеряно! И платят хорошо, – Анжелика отломила хлеба от целой буханки и с удовольствием откусила кусок.
Она наравне с мужчинами разгружала продуктовые газели три раза в день, а в остальное время они играли в карты. К моему удивлению, ей все это нравилось.
– Не переживай, Лора, мы не на раздевание играем, – смеясь, рассказывала Анж, – Хотя я подозреваю, что пара грузчиков без ума от меня.
– Всему свое время, Анжелика. Потерпи, и твой возлюбленный придет к тебе сам, – сказала я, наливая чай себе и ей.
– Да сдались мне эти мужики… Я бы лучше с тобой жила. Но ты быстро найдешь себе жениха, уж я-то знаю.
Я посмотрела на нее и улыбнулась. Но у Анж вдруг стал такой мрачный вид, что моя рука дрогнула, и одна чашка упала на пол. Горячая, коричневая жидкость разлилась по кухонному кафелю.
Дурное предчувствие, как осадок на стенках разбитой чашки, осталось в душе. Анж бросила на пол полотенце и начала собирать осколки, ворча себе под нос, что вечно со мной все не так. А я смотрела на нее и думала о том, что целое, разбившееся в один миг на мелкие кусочки, сохранить невозможно, увы.