Моя несчастливая счастливая жизнь
Шрифт:
– Нет, Анж, мы обе будем учиться, как и договаривались. У тебя светлая голова, тебе надо учиться.
Анж скосила оба глаза на свою белесую прядь и проворчала:
– Угораздило же моей светлой голове связаться с тобой…
Я подошла к подруге, села рядом и внимательно посмотрела ей в глаза.
– Мы в интернате пообещали друг другу, что всегда будем вместе.
– Ох, Лора, – ответила Анж и, к моему удивлению, ее голос прозвучал серьезно и даже мрачно, – увы, я не верю в это слово – "всегда". Ничего не бывает "всегда" и "навсегда".
Какое-то
Но потом Анж встряхнула головой, отгоняя от себя несвойственную ей меланхолию, поставила чайник на плиту и со смехом начала рассказывать мне о забавном соседе, который вчера ходил по двору в клоунском парике. Все снова встало на свои места, на душе вновь стало легко и спокойно.
Сосед, кстати, носил клоунский парик еще тогда, когда мне было десять. Тогда и сам он был помоложе, и парик его выглядел не таким потрепанным. Мама с папой тоже любили посмеяться над ним за ужином…
***
Наши с Анжеликой планы на жизнь были масштабными и грандиозными. Но часто ли жизнь можно заставить идти по намеченному и нужному плану? Лично у меня это никогда не получалось.
Мы, молодые и неугомонные, нуждались в сиюминутном и безграничном счастье и жаждали приключений. Но, помимо этой безбашенной жажды жизни, мы с головой окунулись в самостоятельный быт, который на деле оказался не таким простым, как нам думалось в интернате. На нас обрушилась масса мелких проблем, к которым мы были совсем не готовы.
В интернате все делали за нас. За пять лет я настолько привыкла к потребительскому отношению к жизни, что теперь мне казалось совершенно непонятным, как я могу со всем справляться сама.
Кое-как мы с Анжеликой привели в порядок мою квартиру, вымыли многолетнюю пыль, хорошенько проветрили обе комнаты. Вычистили ковры, сняли и выбросили старую пожелтевшую тюль. Постирали белье и заправили постели. Когда мы только пришли, здесь все было так, как тогда, когда меня увели отсюда после похорон родителей и сестры. Сейчас мне хотелось поскорее нарушить этот порядок. Потому что вспоминать семью, дом и мою прошлую жизнь до сих пор было больно.
Сначала я убрала все папины принадлежности для рисования. Я подумала, что мне они уже не пригодятся, ведь я давно не рисую, а учиться планирую на юриста. К чему мне сейчас все эти многочисленные кисти и деревянные мольберты?
Потом я переставила всю мебель в комнате родителей так, как она никогда не стояла при маме. Перестановка выглядела глупо, шкафы оказались не на своем месте, а диван наполовину перекрыл дверной проем, но Анж осталась вполне довольна своей новой комнатой.
– Тебе тут точно будет удобно? – спросила я.
– Жить можно! – довольно ответила Анж.
После этого я переставила мебель в своей комнате. Собрав в мешки наши с сестрой старые вещи, я долго думала, но все же не смогла их выбросить. Засунула завязанные узлами мешки под кровать.
***
Мы
– Я вчера видела объявление на остановке: требуется продавец в ларек “Пиво-сигареты”, – сказала как-то утром Анж, – Здесь недалеко. Не думаю, что у них высокие требования к продавцам.
– Ты это серьезно? – я округлила глаза и посмотрела на Анж с брезгливым выражением.
– Конечно серьезно. А что ты на меня так смотришь? – Анж встала и начала ходить из угла в угол, – Ну извини, я ведь не писала все детство пейзажи гуашью. Или чем вы, художники, их пишите… Я с отцом занималась в зале или помогала матери таскать на рынке мешки с китайским тряпьем. А еще прогуливала школу и торговала за нее и в дождь, и в мороз, если та валялась пьяная дома. Я обычный человек, Лора, не художник и не романтик, как ты. И жизнь для меня – это реальность, а не те заоблачные пейзажи и несуразные натюрморты, которые развешены у тебя на стенах.
Я обиделась на такую резкую критику, но вида не подала. “Может, и вправду устроиться в ларек на пару месяцев, до начала учебы?” – подумала я.
***
Позже, раскладывая по тумбочкам свои немногочисленные вещи, я поняла, что моя одежда давно вышла из моды. А в восемнадцать лет очень хочется выглядеть красиво.
Я выбросила почти всю одежду, так как знала, что все равно не надену ее. Оставила только черную футболку с надписью и синие джинсы-клеш. А еще я наконец-то распустила волосы. Покрутившись у зеркала, я взяла рюкзак и решила сходить в магазин за хлебом, чтобы подышать воздухом и развеяться.
– Чертовка! Вот чертовка! Лора… Хороша, слов нет. Я думала, что красота женщины в ее глазах, теперь же вижу, что какие, к черту, глаза, когда есть такие шикарные волосы.
Отцовское "золото". Это "золото" постоянно было со мной, но богаче я от этого не становилась. Какие волосы, если я хожу в каких-то обносках…И я решила действовать. Я устроилась на работу в ларек.
Хозяин ларька, смуглый, кареглазый молодой мужчина по имени Мансур, попытался было флиртовать, но, увидев, что я не реагирую на его комплименты, решил перейти сразу к делу и заявил, что если я буду проводить с ним наедине несколько вечеров в неделю, то у меня, помимо зарплаты, будет еще и увесистая премия. После чего он лукаво улыбнулся и подмигнул мне.
Я сделала самый глупый вид и притворилась, что не понимаю, о чем он говорит. На самом деле, я не только не чувствовала себя униженной, наоборот, мне польстили его слова. Тогда я впервые почувствовала себя привлекательной в глазах мужчины.
– Прости, в свободные вечера я смотрю за своей престарелой бабушкой и нянчусь с десятью двоюродными братьями, – безэмоционально отчеканила я, представив эту картину в реальности.
Пожалуй, это прозвучало не очень-то правдоподобно. Мансур снова ухмыльнулся, оглядел меня долгим и пристальным взглядом, но развивать эту тему дальше не стал, переведя все в шутку.