Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6

Март Артём

К тому же его рассеченный лоб кровоточил. Раны никак не унимались, кровь продолжала бежать по лицу и почти не останавливалась. Даже когда я дал ему какую-то тряпку из салона, это не помогло. Старик был бледен.

— Сука, да что ж оно не прекращается? — Спросил он, утирая лоб в очередной раз.

Я глянул на старика. Заметил, что его волосы на лбу сильно пропитались кровью. Свернув на обочину, я сказал ему:

— А ну-ка, дай гляну голову.

Степаныч подставил мне темечко, и я включил в салоне свет.

—

Мля… Аккуратно… ты чем там с меня скальп снимаешь? — Спросил он, когда я тронул большую рану, скрытую в волосах.

— Степаныч, ты себе башку рассадил, — проговорил я. — Рана в волосах и кровит.

Значит, вот в чем было дело. Степаныч поранил голову. Если сначала крови было немного, и в уличной полутьме казалось, что он просто промок от пота, то теперь стало видно, что волосы напитались ею, превратились из просто темных в темно-красные.

— Сука, — искривившись от боли, старик откинулся на кресло. — Дай мне что-нибудь. Эта дрянь, — он показал тряпку, — уже вся кровшой пропиталась. Сука… голова болит так, что непонятно, где рана.

— У меня в багажнике есть аптечка. Сейчас принесу.

Я покинул машину, открыл багажник. Оттуда полными ужаса глазами на меня посмотрел скрючившийся в позе эмбриона Нойзман.

— Аптечку дай, — грубо бросил я.

Нойзман засуетился, стал копошиться и вертеть головой. Видимо, в багажнике он вертелся, как мог. Американец просто запутался в буксированном тросе и разворошил все содержимое багажника.

— Она там, у задней стенки.

Американец потянулся за аптечкой, взяв, сунул ее мне.

— Угу. — Буркнул я и хотел уже захлопнуть багажник.

— Стой-стой! — Крикнул он, замахав руками. — Что ты со мной сделаешь? Убьешь?

— Заткни хайло, — Проговорил я.

— Меня тошнит… Выпусти… Ни то меня вырвет прямо сюда!

— Ну, значит, будешь сам свою блевотину отсюда вычерпывать.

— Можно хоть попить воды? Я просто…

Внезапно я услышал, как Степаныч блюет с переднего сидения. Торопливо закрыв багажник, я бросился к нему.

— Сука… Видать, сотряс… — Пробурчал старик, сплевывая вязкую слюну.

— У тебя может быть открытая черепно-мозговая, — сказал я.

— Я должен выручить Тамару, — глянул на меня старик, утирая губы. — Меня совесть заест, что я буду сидеть в больнице, пока а она черт знает где, в плену, находится.

— Понимаю. Возьми, — протянул я ему аптечку.

— Щас, погоди, — старик снова отмахнулся. — Опять блевать буду.

Он с трудом выбрался из Пассата, неловко отошел к краю обочины, и старика снова вырвало в придорожную яму.

— Эй! — Крикнул вдруг Нойзман сзади. Мы со Степанычем обернулись.

Нойзамн стоял с водительской стороны и целился в нас из Биретты поверх крыши.

— Зря ты это затеял, — угрожающие сказал я.

— Давай! — Он протянул вторую руку над крышей. —

Давай сюда ключи!

— Вот эти? — сказал я, вытащив из кармана ключ от Пассата.

— Меньше разговоров, больше дела! Давай! Ни то я пристрелю вас прямо тут, как бешеных собак!

Степаныч с трудом выпрямился, пытаясь отдышаться.

— Как эта падла выбралась? — Спросил он хрипловато.

Я промолчал, а Нойзман показал мне петлю старого советского буксированного троса, в котором запутался в багажнике.

— Не закрылся, — рассмеялся он как-то истерически. — Не закрылся замок! Только и надо было подсунуть канат куда надо!

— Ты не солдат, Нойзман, — проговорил я, шагнув к американцу. — Не солдат и не стрелок.

— В молодости я провел два года в морской пехоте, — показал он окровавленные зубы в улыбке, а потом прогремел выстрел в воздух. — Следующий я пущу тебе в голову!

— Нойзман, — я сделал еще шаг, американец вздрогнул. — Стрелять по мишеням — это одно. По живым людям — совсем другое. Я стрелял в людей. Не горжусь этим, но приходилось. Такова эта новая жизнь, которую нам устроили вы — наши «западные партнеры».

— Ни с места! Не подходи ко мне! Предупреждаю!

Я сделал еще один медленный шаг.

— Ты можешь выстрелить, — сказал я, похлопав себя по сердцу. — Давай. Стреляй в меня, прямо сюда. Тогда, возможно, ты спасешься. Ну?

— Не вынуждай меня, Виктор, — покачал американец головой.

Его лицо искривилось от досады так, будто он сейчас заплачет.

— Ты думал, что сможешь смотреть на нас, на эти настоящие российские реалии, на вашу победу над Союзом оттуда, с золотых гор? — Спросил я. — Что все, что вы сделали со страной, никогда тебя не коснется? Что обойдет стороной?

— Летов, — надул он ноздри. Пистолет дрожал в руках амера. — Просто отдай ключи, и все.

— Но ты решил, что ты самый умный. — Я сделал еще шаг к машине. — Решил, что выйдешь победителем, и сам окунулся во всю эту грязь, которую вы, суки, и утроили на моей Родине: нанял бандитов, похитил моих друзей, невинную женщину, хотел заработать денег преступным путем. Вот только ты думал, что останешься чистеньким после всего этого.

Американец весь трясся от страха. Когда в небе раздался раскат грома, он вздрогнул, но ствола не опустил.

— Добро пожаловать в мою жизнь, — сказал я холодным тоном. — Ты сам сюда залез, гнида, и обратно я тебя так просто не выпущу. Все прочувствуешь на своей шкуре.

Громыхнуло еще раз. Мощная вспышка молнии прочертила бугристое тяжелое небо. Затем раздался еще один громовой раскат, но к природе это не имело никакого отношения. Нойзман выстрелил.

Я почувствовал, как пуля сильно лягнула меня в плечо повыше ключицы, и выронил аптечку. Пуля разорвала мышцы. Кровь побежала под одеждой.