Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6
Шрифт:
Однако скорбное почтение памяти было моей главной задачей. В разномастной, пестрой толпе скорбящих я высматривал единственного человека. Человека, ради которого Кулым был готов на все.
Когда гроб опустили в землю, а люди вокруг стали бросать в могилу горсти сырой кладбищенской почвы, я, наконец, увидел ее. Марина, одетая в скромное платье чуть ниже колена, была первой, кто совершил этот прощальный ритуал. Болезненно-бледная, она не плакала подобно своей матери. Я понимал — девушка уже выплакала по Кулыму все слезы. Теперь она смотрела
Когда тело зарыли, а люди стали расходиться. Я постоял еще минутку за оградой. Когда хотел было уже уйти, заметил, как девушка, отделившись от всех, шла ко мне.
— Привет, Витя, — сказала она, остановившись за железной оградой.
— Привет, — немного приблизился я.
Марина опустила взгляд.
— Я пришел извиниться, — сказал я, нарушив загустевшую между нами тишину.
— Извиниться? За что? — Помолчав пару мгновений, спросила девушка.
— Кулым погиб, потому что хотел защитить меня.
— Ты чувствуешь вину за его смерть? — Спросила вдруг Марина.
— Да, — без колебаний ответил я. — Только одна мысль меня согревает: он отомщен.
— Мне от этого не легче, — вздохнула Марина.
— Я знаю. Легче не станет. Ладно, Марин. Рад был тебя видеть. Завтра я съеду с квартиры, сниму другую.
— Ты уезжаешь? — спросила она.
— По расчетам, через полгода Оборона станет приносить мне достаточно денег. Я возьму ссуду и начну строить дом в Заветном, за Армавиром. Участок я уже присмотрел.
Девушка покивала. Я отвернулся, намереваясь уйти. Мне было горько, что в закрутившихся разборках Марина потеряла дедушку — по сути, единственного близкого ей человека. Мне было горько и стыдно перед ней. Наверное, это чувство вины было ничуть не меньше, чем то, что я ощущал после смерти друзей.
— Витя? — Вдруг позвала она меня.
— Да?
— Ты ведь не хотел связываться с внучкой авторитета. Почему ты передумал? Почему связался со мной?
— Влюбился, — сказал я прямо.
— И до сих пор любишь?
— Да.
— Ты не виноват в смерти дедушки. Это сделали люди того мерзкого Мамикона.
— Я бы мог его спасти, — сказал я. — Но был недостаточно быстр. Недостаточно внимателен в тот день. Стрелял хуже, чем мог бы.
— Витя, иногда случается такое, на что ты не можешь повлиять. Чего не можешь изменить.
— Случается, — кивнул я. — Но крайне редко. Смерть Кулыма — это другой случай.
— Это как раз тот случай, Витя. Не все в жизни можно повлиять. Хотя очень на многое. Ты тому яркий пример. Но все же. Я хочу, чтобы ты знал — я тебя не виню.
— Спасибо, — я улыбнулся.
— И еще, — поторопилась она сказать, когда увидела, что я намереваюсь уйти. — Как бы печально это ни звучало для меня, но я больше не внучка авторитета.
Обернувшись, я заглянул в слезящиеся глаза Марины.
— Теперь я невеста начальника охранного агентства «Оборона».
Степаныч
— Ты где ее взял? — Спросил Женя Корзун, морщась при виде неизвестного пойла.
— Купил, — пожал плечами Степаныч. — Совсем за копейки отдали.
— Ну-ка, — Фима потянулся к банке.
Он с усилием отодрал пластиковую крышку, понюхал.
— Ух… Убойная… — Скривился Фима.
С момента наших разборок с Мамиконом прошло полмесяца. Сухой август разразился жарой в этом году. И хотя вечерами и по утрам уже становилось зябковато, а иногда попадались совсем прохладные ночи, днем солнце сушило нещадно.
Дела Обороны шли своим чередом. Через пару дней мы со Степанычем должны были ехать за стволами для охранного агентства, а Женя четыре дня назад получил прямо по почте набор сертификатов из «Алекса». Документы подтверждали, что все сотрудники и руководящий состав Обороны прошел курсы обращения с оружием, и теперь ничего не мешало получить полноценную лицензию на ношение ствола.
С Сиплым история тоже закончилась нормально. Я отпустил бандита, прибрав еще несколько записей про Мамикона, на всякий пожарный. Правда, такая предосторожность была без надобности. Слух о том, что Мамикон погиб в перестрелке с Сомом Младшим, быстро разошелся по городу. Мою фамилию при этом даже не упоминали. Мало кто знал, что я участвовал во всей этой заварухе.
Братья Шелестовы тоже убрались из города. Примерно через неделю после того, как я довез их до больницы, они, немного придя в себя, куда-то выехали. Куда, я не знал. Да, собственно, и мне было не интересно.
Единственной проблемой, после моего возвращения, было то, что мужики на меня разозлились, когда я рассказал им, где пропадал те двое суток. Сильнее всего закусил Корзун. Он даже неделю со мной не разговаривал. Не нравилось Жене, что я, как он сказал, «поперся» на такую самоубийственную разборку в одиночестве. Тем не менее со временем он перестал дуться и все пришло на круги своя.
Этим вечером мы все собрались в квартире Кулыма. Марина уговорила меня не переезжать, и спустя день после похорон, мы снова съехались. А сегодня собрались как раз по просьбе Жени Корзуна. Он хотел рассказать всем какую-то страшно важную новость. Однако на уговоры поделиться раньше времени, решительно отвечал отказом.
— Узнаю запах, — задумался Фима, отпрянув от банки. — Теть Фросина?
— Угу, — серьезно кивнул Степаныч. — Слышал я, что ее менты накрыли за незаконную торговлю самогонкой. Соседи пожаливались, что она полный двор калдырей припоила. Ну, и стала она по дешевке все свои вещдок продавать. А я урвал.
— Новость Важная, — заулыбался я, обнимая за талию прильнувшую ко мне Марину, — а жрать мы будем вот эту самогонку? А че, ниче поприличнее не нашлось?
— У нас где-то был коньяк, — Марина встала из-за стола.