Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7
Шрифт:
Я глянул на здание конторы. Увидел за ажурной занавеской угрюмое лицо Степаныча, который явно стал что-то понимать, но, умудренный опытом, не спешил выходить, видя, что сейчас помощь мне не нужна.
— Сначала зайдем. Познакомитесь с моими друзьями. Я хочу, чтобы вы все рассказали и им.
Волков кисловато глянул на меня.
— А если этот снова попытается сбежать? — Спросил Волков. — Времени не так уж и много. Нужно разобраться во всем быстро.
— Мы с вами условились, — напомнил я. — С меня вам помощь, с вас мне честность. Если переживаете
Взгляд Волкова почему-то сделался недоверчивым. Потом он с сомнением оглядел багажник. Недовольно засопел.
— Лады. Пойдем. Только быстро, — решился старик, и мы принялись доставать Фурсова.
Потом отправились в контору. Степаныч, видя, что мы тащим какого-то бугая, поспешил помочь. Мужики выскочили на улицу. Не задавая вопросов, Женя с Фимой подступили к рукам и ногам бугая ФСКшника. Стали тащить вместе с нами.
— Не знаю, че у тебя тут опять происходит, — шепнул мне Женя, — но надо нам все рассказать.
— Он расскажет, — кивнул я на Волкова.
— Когда все это произошло, я поехал на стрельбище сам. Два дня уж прошло, как Фомин застрелил Славика. Он, видать, запаниковал и выкинул пистолет, считай тут же, на стрельбище. Я все кусты осмотрел, да прям там ствол и нашел.
Волков рассказывал остальным мужикам все с самого начала. Теперь подошел к тому месту, где ему попался пистолет генерала.
Степаныч, Женя и Фима слушали не перебивая. Степаныч хмурился, предвкушая новые проблемы. Женя то и дело зло хмыкал и цокал языком. Корзуну явно не нравилось, что вокруг нас закручивается новая заваруха.
Один только Фима раззявил рот, удивленно внимая старому КГБшнику. Охочий до приключений молодой парень, казалось, даже радовался, что стал участником личных разборок между особистами.
— Самое интересно вот что, — продолжал Волков, — Фомин потом и сам понял, что сплоховал сгоряча. Что не стоило ему избавляться от пушки, да еще таким способом. Он тоже потом вернулся на стрельбище, но пистолета не нашел. Тогда у нас с ним и пошли серьезные разногласия.
— Он подозревал, что вы нашли его, — сказал я.
— Верно. Фомин — проницательный говнюк, — кивнул Волков. — Да только напрямую спросить он не решался. А я не решался пустить улику в ход, видя, что творят с бедолагой Варламовым следаки с прокурором. Тогда Фомин стал меня выдавливать с места. Препоны работе чинить, да такие, что я запутывался во всей этой бюрократии. Ничего толком сделать не мог по службе. Хотел Фомин, что б я ушел из органов. Что б остался я один, тогда за меня взяться можно было. Ну и что сказать? Пенсия подступала, да и службу нашу стали целенаправленно разваливать. Отбирать все инструменты рабочие. Вот когда я ушел, он и взялся за меня. Да только пистолета у меня уже не было, когда он, с ребятами своими, вот, как раз этими двоими, ко мне нагрянул. Я тогда в отказ пошел. Мол, не знаю ничего про этот пистолет. Ничего не слышал, ничего не видел.
—
— Перво-наперво хочу выяснить, откуда взялся протокол допроса, — ответил Волков. — Ведь кто-то же его передал Кулыму?
Вдруг старый КГБшник погрустнел. Признаюсь, меня это удивило. Ведь это была первая эмоция, которую он не пытался от меня скрыть. Раньше практически всегда было его лицо бесстрастным. Он позволял себе выражать только недовольство. А теперь я видел, что старому КГБшнику горько от его воспоминаний.
— Я бы подумал на Колю, — продолжил он. — Да только он должен быть еще в тюрьме. С супругой его я потерял всякую связь. Она перебралась на север, где до мужа поближе. Ни адреса, ни как ей позвонить, я не знаю.
— Думаешь, про протокол знает Фурсов? — Спросил я.
— Думаю, — кивнул Волков.
— А ведь он не знал о пистолете.
— Как это не знал?
Тогда я кратко пересказал Волкову историю о нашем с Фурсовым походе в Грааль и о том, что он искал именно какие-то документы у Кулыма в кабинете. О пистолете речи и не было. Добавил и про бандитов, напавших на нас прямо в ресторане.
— Черемушкинские, говоришь? — Спросил вдруг Волков.
Старик внезапно стал не просто грустным, а прямо-таки мрачным.
— Да. Остатки Кулымовской банды. Она, считай, разбежалась, когда старик умер. Теперь каждый сам за себя у них. Грызутся, пытаются нахапать, кто что сможет. Некоторые и вовсе сбежали из города.
— А сколько их было в Граале? Черемушкинских-то? — Спросил Волков.
— Кажется, трое или четверо, — покачал я головой. — Как минимум двое погибли, когда напали на нас с Фурсовым. Но я думаю, что братки приперлись в Грааль, чтобы попытаться взять заведение под крышу. Хотели поговорить с его владельцем, со мной, то есть.
— А я так не думаю, — покачал головой Волков.
Мы с мужиками переглянулись.
— Почему? — Спросил я.
— Потому что мой племянник был из черемушкинских. Прибился к ним еще летом. А вчера ночью погиб от рук Нерона, этого сукина сына.
Я быстро сложил в уме два и два. Выходит, черемушкинские были как-то связаны с людьми Фомина. Или… только с одним из них? Ведь Фурсов явно был застигнут врасплох бандитами. Сам, первый, на них напал. Да и о пистолете он ничего не знал. Я видел, как он удивился, когда увидел в коробке этот наградной ПСМ. А вот Нерон, напротив, повел себя так, будто сразу все знал. Будто ожидал найти этот пистолет.
— А между этим Фурсовым и Нероновым не было на службе никаких разногласий? — Спросил я. — Вы ведь и раньше их знали.
— Знал, — кивнул Волков. — Разногласий не было. Скорее, соперничество.
— А, может, у кого-то из них были разногласия с этим твоим Фоминым? — спросил Степаныч.
Волков задумчиво поджал губы.
— Все же какое-то время прошло с того момента, как я в отставку пошел. Возможно, промеж них какая-никакая кошка и пробежала.
— Чего гадать? — Я встал. — Пойдем у Фурсова спросим.