Моя подруга Элис
Шрифт:
– Ладно, – вздохнула она и поднялась с колен. – Мне сейчас некогда. Папа вот-вот вернется с работы, а у меня еще ужин не готов. Давай-ка лучше закрывай окно и постарайся в следующий раз обойтись без глупостей.
Я спрыгнула с подоконника и закрыла окно изнутри, улыбаясь в темноту на случай, если Элис меня видела. Внезапно я почувствовала острый укол беспокойства: а что, собственно, мама делала в моей комнате? Вдруг она что-нибудь заподозрила? Раньше она никогда не ползала у меня под кроватью.
– Мам, а что ты делала у меня под кроватью? – осторожно
– Рози опять куда-то задевала пульт от телевизора, – вздохнула она. – И не признается, где спрятала. Прямо беда с этой девчонкой. А папа очень расстроится, если не сможет посмотреть вечерние новости.
– А, понятно, – выдохнула я с облегчением. – Я помогу тебе потом поискать, хорошо?
– Спасибо, милая, – улыбнулась мама.
После того, как она закрыла за собой дверь, я еще немного подождала, чтобы убедиться в том, что она больше не вернется, и только потом впустила продрогшую до костей Элис. Она рухнула ко мне на кровать в полном изнеможении.
Да уж, денек выдался не из легких!
Глава четырнадцатая
Семейный ужин растянулся до бесконечности, и мне уже начало казаться, что он не закончится никогда. Мама имела неосторожность поведать папе о том, что я полдня провела в теннисном клубе, после чего они принялись наперебой нахваливать меня так, будто мне только что присудили Нобелевскую премию. Говорили они примерно следующее:
– Как же все-таки здорово, что Мэган у нас теперь такая самостоятельная.
Или:
– Физические нагрузки чрезвычайно полезны для организма. А теннис такой благородныйвид спорта.
И наконец:
– Теннис весьма способствует общению. У тех, кто играет в теннис, всегда полно друзей.
Я же была уверена в том, что если немедленно не вернусь к себе в комнату, то своей единственной подруги уж наверняка лишусь. Элис ни за что не простит, что я так надолго пропала. В конце концов, ситуацию спасла Рози, которую стошнило прямо в тарелку с недоеденным ужином. Было жутко противно, зато мама с папой целиком переключились на сестру, и я смогла сосредоточиться на мыслях о том, как бы протащить в спальню кипяток.
Впрочем, когда вечность спустя я все же вернулась к себе комнату, ни одной здравой идеи на этот счет у меня так и не появилось.
– Прости, Эл, – оправдывалась я, – но я же не виновата, что мама все время торчит на кухне. Похоже, она права, когда говорит, что в буквальном смысле прикована к плите. Так оно и есть.
– Может, все-таки придумаем что-нибудь, – взмолилась Элис. – Я умираю с голода.
Она взяла стаканчики с сухой лапшой и потрясла их. Лапша издала приятный звук. Интересно, мисс О’Xёрли разрешила бы мне играть на них в школьном оркестре, как на маракасах?
– Нет, это просто пытка какая-то, – простонала Элис. – Я сейчас умру от голода в этой самой комнате прямо у тебя на глазах.
Ситуация достигла критической точки. Элис была моей лучшей подругой почти восемь лет, и я знала
– Ура, придумала, – сказала я. – Мама как раз делает Рози ванну. Может, если наполнить твой стаканчик горячей водой из-под крана, то все получится?
– Не уверена, – покачала головой Элис. – Но попробовать стоит. А то я долго не протяну. Сказав это, она втянула щеки и живот и плашмя рухнула на кровать, изображая голодный обморок.
– Очень смешно, – хмыкнула я. – Полежи-ка тут пока, а я схожу и все сделаю.
Я засунула упаковку лапши в карман кофты и направилась в ванную. Несмотря на то, что я отвернула горячий кран на полную катушку, вода оттуда шла чуть теплой и на кипяток никак не тянула. В конце концов, мне надоело возиться с краном, и я надорвала серебристую крышечку стакана. Внутри оказалось весьма неаппетитного вида месиво. Возможно, мама была права, когда утверждала, что такая еда вредна для здоровья. Она и на еду-то не похожа. Странного вида оранжевая субстанция, посыпанная слоем непонятных темных штучек. Я осторожно наполнила стакан теплой водой до нужной отметки и размешала получившуюся жижу черенком своей зубной щетки. Пахло довольно вкусно, почти как пицца. Я выглянула в коридор, убедилась, что путь свободен, и ринулась к себе в спальню. Элис по-прежнему лежала на кровати с видом умирающего больного.
– Ну, наконец-то, – простонала она. – Боюсь, тебе придется меня покормить, а то я уже слишком слаба.
– Ну уж нет, ешь сама, я свое отработала.
Элис схватила ложку, которую мы припасли с завтрака, и погрузила ее в стакан. Затем немного помешала и принюхалась.
– М-м-м, пахнет неплохо. Похоже на пиццу.
– Ешь давай, пока не остыло, – поторопила я Элис. На самом деле я боялась, что и без того чуть теплая жижица станет совсем холодной и несъедобной.
Элис осторожно подцепила ложкой коричневатое месиво и отправила в рот. Я стояла рядом и подбадривала подругу взглядом, держа при этом за спиной пальцы крестиком.
– Бе-е-е, – Элис резко скривилась и принялась отплевываться обратно в стакан. – Гадость какая! Лапша вообще не растворилась, я об нее чуть зубы не сломала. Нет, я такое есть не смогу. Это все равно, что гальку жевать.
– Ну, Эл, ну пожалуйста, попробуй, поешь еще. Ты должна покушать. Распробуй получше, тебе наверняка понравится.
– На, сама распробуй, – злобно буркнула Элис и сунула мне под нос стаканчик.
– Спасибо, но я не голодная, – отказалась я.
– Ах, вот как? Наелась за ужином? Вкусно было? А добавки просила?
И тут вдруг Элис расплакалась. Она закрыла лицо руками, но я все равно видела слезы, стекавшие у нее между пальцев.
Я взяла стакан и поставила его на туалетный столик из опасения, что лапша нечаянно прольется на одеяло. Что-то мне подсказывало, что такое пятно вряд ли можно будет вывести даже при помощи химических отбеливателей, которыми наотрез отказывалась пользоваться моя мама.