Моя последняя игра
Шрифт:
Надо мной высился «Гранд — Отель». обойдя парковку, краем глаза заметив Пежо, я остановилась у стеклянных дверей. Швейцар окинув меня высокомерным взглядом, все же распахнул дверь. Я вошла. Огляделась. Пустынный хол. Роскошная обстановка. Кругом позолота и дерево, мебель из черного дуба, мраморный пол, люстра над головой из венецианского стекла. Все это вполне во вкусе Людовика. Подошла к стойке регистрации.
— Я могу Вам чем-то помочь? — презрительно сморщив красивый, не раз оперированный носик, поинтересовалась администраторша.
— Можете —
— Так и сообщить? — кое-как справившись с эмоциями и пригладив крашенные светлые волосы, выдавила девица из себя.
— Так и сообщить — кивнула я.
Она сняла трубку телефона, подделка из слоновой кости. В особняке Людовика телефон был из настоящей слоновой кости. Но, он его разбил, когда я заперлась в ванне и не желала открывать дверь. Жаль, телефон мне нравился. Да и дверь о которую он тогда так неосмотрительно долбанул телефон — тоже. Хотя, теперь уже все равно.
— Вас примут. Двадцатый этаж — просветила меня блондинка, с подозрением окидывая взглядом.
Я направилась к лифту. Двадцатый этаж. Высоко он забрался. Людовик любит высоту, но ненавидит падать с нее. А я всегда любила землю, если итак ползаешь, упасть точно не сможешь.
Второй этаж… Пятый… Двенадцатый…. Девятнадцатый. Осторожно, двери открываются. Двадцатый этаж. Я на месте. Сжала бугорок на сумке. Пистолет. Я еще поборюсь за свою жизнь. Двери лифта распахиваются. Добро пожаловать в Ад.
Грин сидит в кресле у камина, повернувшись ко мне. Заметив, что я никак не реагирую на его персону, поднимается. Идет навстречу:
— Когда догадалась?
— Можешь смеяться, но только сегодня. Шерстяные пальто — слабость Людовика. Впрочем он любит шерсть, мех и шелк. Привычки не меняются — пожала я плечами. Грин дернул мою сумку и отшвырнул ее к креслу. Черт.
— А тот мальчик, про которого ты мне заливала в подсобке? — вспомнил Грин.
— Это был ты. Но подумал на Грэма, который никогда бы не стал грязно насиловать девушек. В отличии от тебя.
— Да, я плохой мальчик, люблю беззащитных девочек, особенно таких, как Мина — кивнул Грин с улыбкой — но, что-то мне не вериться, что из-за пальто ты поняла, что это я.
— Окончательно убедилась только увидев тебя. Ты превосходный актер, мальчик — согласилась я
— Вот и я ему об этом не устаю повторять — из спальни появилась Морган.
— О, мисс Морган, какой ожидаемый сюрприз — улыбнулась я, мне ответили такой же зеркальной улыбкой.
— Я скучал…а — бархатистый смех, такой знакомый.
— Не могу ответить взаимностью. Как там Льюис, еще жив? — судьба Грэма не особо волновала меня, но зато Людовик впадает в ярость, стоит мне проявить заинтересованность хоть к кому-то.
— Иди, полюбуйся и учти, это все Грин сделал, меня обвинять не надо — уступая мне дорогу в спальню, предупредила
Заманивают. Подальше от лифта и мнимой свободы. Что ж, я поиграю по вашим правилам. Неспешно направилась в спальню. Когда-то она была красивой. Сейчас же обои пообдерганы, гобелены валяются на полу, где местами засохла кровь. Постельное белью порвано на лоскуты. Грэм, прикованный цепью к столбикам кровати, повис на оковах. Кровь хлещет из свежих ран. Господи! Я не могу в это поверить. Или точнее сказать, я не могу на это смотреть. Они отрезали ему гениталии. Ублюдки! Он же кровью истечет.
Резко оборачиваюсь и оказываюсь в тисках рук Людовика.
— Как я скучал. Ты не представляешь, Детка. Я так по тебе скучал. Думал, от тоски умру! Ах, а твое тело! Я так давно не касался его. Два дерьмовых года, я жил без твоего тела — линзы он снял, белые до седины волосы водопадом рассыпались по его и моим плечам, скрывая нас от внешнего мира.
Он стиснул меня сильнее, требовательней обнимая. Я ощутила упругую грудь, а раньше ее не было… Или была? Бинты! Ну, конечно, никогда не снимал рубашки, всегда я упиралась в твердую ровную поверхность, без рельефности и сосков. Он прятал грудь. А сейчас в этом образе она пришлась кстати.
— Как такое может быть? — прошептала я, глядя в омуты его глаз.
— Не слышала про гермафродитов? Интерсексуалов? Людей с признаками обоих полов. Таких, как я. У меня есть все, что должно быть у мужчины, но так же есть все, что имеет женщина. Никак не могу понять, как такое возможно. Уже стольких людей исследовал. Но, все пока попадались до никчемности банальные.
— Урод — прошипела я, Людовик засмеялся.
— Ты напоминаешь мне отца, он тоже любит повторять, что я — урод. Но, признай, Луиза тебе нравилась. Всегда.
— Значит… Получается…
— Да — да, Детка, никогда не было никакой Луизы, всегда был только я. Но, пока моя мать не сдохла, она упорно продолжала делать из меня девчонку. А после ее кончины, отец попытался сделать сына. С которым ты и встретилась в том приюте. У, что я вижу, ты собралась плакать? Не стоит, не порть нашу встречу слезами. Или ты это от счастья, что наконец нашла меня? — его руки болезненно сжали мои ребра. Людовик, порвал свитер на мне, задрал кофту обнажая по пояс. Его глаза расширились в предвкушении.
— Она у тебя красавица — раздался позади голос Грина.
— Вот именно, что у меня — выделил последнее слово интонацией Людовик — пошел прочь!
— Отказываешь мне в постели? — словно ребенок захныкал Грин. Омерзительно.
— Ну, что ты, малыш. Иди сюда — он отпустил меня, будто ядовитая змея не успела ужалить, я отскочила к стене, одергивая кофту.
Людовик распахнул объятия, Грин, встрепенулся и тут же прижался к Кукловоду. Я с ужасом поняла, что не смогу достать пистолет. Он остался в сумке. А на все, что я сейчас способна это бежать. Бежать от этого безумия.