Моя прекрасная преподавательница, или беременна от студента
Шрифт:
Он оказался очень понимающим, терпеливым, добрым и вообще замечательным. Пару раз пытался поцеловать, но заметив, что я не особенно этому радуюсь, тут же отступал. За руки мы не держались, лишь иногда я брала Ирека под локоть. Он не пытался форсировать события, ни разу не упрекнул меня в излишней холодности. И от этого становилось только хуже.
Перед сном я время от времени размышляла над сложившейся ситуацией. Рефлексировала, можно сказать.
Боже! Что я делаю? Зачем?
Я ведь не люблю этого мужчину, и я продолжаю встречаться с ним. Отнимаю
Всякий раз, когда я хотя бы думала о том, чтобы позвать Ирека на разговор, слова прилипали к языку намертво.
После очередной лекции я напомнила студентам потока Вяземцева про рефераты, которые им предстояло сдать уже через неделю, за день до нашей консультации.
Я давала задания в течение семестра. Постепенно озвучивала темы, и студенты сами выбирали, какую им хочется взять для самостоятельной работы.
Поток счастливо рванул к дверям аудитории. Я собрала листочки с конспектами лекций, не глядя заторопилась на выход и… почти врезалась в Шауката.
Он остался в аудитории последним. Перегородил дверной проем мощной фигурой и смотрел на меня, не мигая. На минуту я смутилась, будто девочка. Ощутила, как краска заливает лицо и хочется спрятать глаза. Сердце замерло в груди и вдруг забилось с удвоенной силой. Но я заставила себя снова посмотреть на Вяземцева и строго спросила, хотя, кажется, голос чуть вздрагивал:
— Вы что-то хотели, Шаукат?
Он ответил не сразу. Какие-то секунды, а может и минуты, мы так и стояли. Вяземцев смотрел, гипнотизировал и совершенно сбивал с толку. И внезапно я поняла, что он тоже сильно волнуется. Грудь мужчины, я просто не могла назвать его парнем, вздымалась мехами, лицо раскраснелось. Шаукат чуть прикусил губу, открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но сразу же закрыл. Я подумала, что еще немного — и очередных сплетен не миновать. От этой мысли сердце припустило еще быстрее. Я рванула в сторону, собираясь обогнуть Шауката и боясь, что он преградит мне дорогу.
Нет. Я почему-то хотела этого и одновременно страшилась.
Ведь если бы Вяземцев шагнул в мою сторону, мы просто налетели бы друг на друга. Столкнулись. Соприкоснулись телами. Как тогда, в подсобке. Мне даже стало жарко от этой мысли. И одновременно злость полоснула изнутри когтистой кошачьей лапой. Я вспомнила ту ярость, что закипала тогда в венах…
Ну если он попытается снова… Убью! Нет, правда убью! И суд меня оправдает! Уж точно не засадит из-за этого похотливого самца!
Все тогдашние эмоции вернулись с утроенной силой, с утроенной мощью.
Я заторопилась прочь, обогнула Вяземцева и почти вышла, когда в спину полетел вопрос:
— Алина Хаматовна, пожалуйста, напомните мне тему моего реферата!
Голос Шауката звучал хрипло, взволнованно. И это уже точно не было моей фантазией. Я снова ощутила то, что не должна была чувствовать. Затаенную радость от мысли, что мне ничего не пригрезилось. Что-то эдакое между нами происходило.
Боже!
Я ведь еще минуту назад готова была убить этого плейбоя за то, что случилось в подсобке!
И все же я не могла отделаться от мысли, что мне нравится, как Вяземцев реагирует на наше сближение…
Какие бы усилия ни прилагала, как бы ни старалась себя одергивать, образумить, убедить, наконец!
— Пожалуйста, — тише повторил Шаукат.
Я вернулась назад, остановилась неподалеку от Вяземцева и вгляделась в его глаза.
— Вы шутите? — я старалась придать голосу как можно больше строгости. И вроде бы все получилось.
Шаукат помотал головой.
— Я ведь повторяла темы на лекции.
— Эм… — он усмехнулся и мотнул головой вновь. Будто сам себе поражался. — Я слушал вас, смотрел на вас и… ничего не запомнил.
Шаукат замолчал. Замер, словно окаменел. И, кажется, я тоже.
Это признание — без окружающих Вяземцева подпевал из его группы богатых пижонов, тихое и откровенное, шокировало и сбило с толку. Он не хватал меня, не стремился поцеловать, не нарушал границы моей зоны комфорта. Не сминал мое сопротивление.
Он признался в чем-то, в чем непросто признаться мужчине его возраста и статуса.
Я не знала, что и ответить. Только смотрела на Вяземцева, а он на меня.
Так, что у меня колени слабели и так приятно сосало в животе. Я отошла от Шауката на пару шагов.
Вяземцев дернулся вперед, словно планировал преследовать, но резко остановился.
И это мне тоже понравилось.
Снова вспомнилось, как он действовал в подсобке. Решительно, как хозяин положения. Как хозяин мира, черт его побери! Как мужчина, который не признает и не знает отказа!
Который видит ни границ, ни рамок. Подчиняет все на свете своему «хочу»…
А вот сейчас… Сейчас он проявил уважение и понимание…
От этой мысли мое волнение только усилилось.
— Вы ведь все записывали на видео, — с недоверием уточнила я, стараясь вернуть себе спокойствие.
— Ннет… Не все. Только лекцию. А потом почему-то забыл включить. Хотите проверить? — он полез в сумку за ноутбуком.
— Нет-нет! Не хочу. А почему же тогда вы не записали вручную? Не барское это дело водить ручкой по бумаге?
— Я не знаю, — он развел руками и выдохнул, будто задерживал дыхание как йог. Надолго.
— Шаукат. Если это какие-то шутки или ваши штучки…
За годы преподавания я научилась не доверять студентам. Глазам кота из мультика «Шрек», в которых так и написано «мы милые и пушистые», тихим и смущенным просьбам…
Чего только у меня не случалось! Однажды студенты записали на диктофон тему для реферата, а затем как-то озвучили моим голосом песню…
Язык к языку, губа об губу, магнит на магнит