Моя прелестная девочка

Даймонд Тэсс

Оптимизм в голосе Мэгги вызвал у Грейс улыбку. Она была так рада, что ее подруга встретила Джейка. Отношения с ним изменили Мэгги в лучшую сторону.

Но и Грейс однажды изменилась под влиянием мужчины. Лишь однажды. И это не пошло ей на пользу.

Наоборот, это стало уроком, который ей никогда не забыть. Это разбило ей сердце, и даже сейчас, спустя столько лет, ей казалось, что она все еще с трудом собирает его по крупицам. Такой чудовищной катастрофы она не пожелала бы и злейшему врагу. И она поклялась сама себе, что никогда больше не станет

настолько уязвимой и не допустит ни с кем такой близости.

И когда дело касалось мужчин, она придерживалась строгих правил: не давать им привязываться к себе – о том, чтобы испытать привязанность самой, не могло быть и речи, – никогда не позволять им оставаться до утра и никогда, ни за что не спать ни с кем дважды.

Это было ясно. Четко. Последовательно. Ей нравилось так жить. Ей приходилось так жить, потому что это было безопаснее.

– Эта леди не желает мужчины и не нуждается в нем. – Грейс категорически замотала головой. – Не сейчас. В любом случае это глупо. Мне просто нужно новое дело. Что-нибудь запутанное, чтобы уйти с головой. Турне длилось всего три недели, но у меня до сих пор болит лицо от постоянных улыбок.

За беседой женщины зашли в глубь Сада скульптур, грациозно лавируя между статуями и людьми.

– Я здесь впервые, – заметила Мэгги, когда они проходили мимо ярко-красной абстрактной композиции, в которой явно читалось влияние раннего кубизма. – Производит сильное впечатление.

– Это поразительная коллекция, – согласилась Грейс. – Здесь хранятся некоторые из моих самых любимых произведений искусства.

– Ты видела ту скульптуру, что похожа на связку труб, подвешенную в воздухе? – спросила Мэгги, указывая куда-то за спину.

– Это «Игольная башня» Кеннета Снельсона, – ответила Грейс. – Тебе не нравится?

– Думаю, что современное искусство несколько за гранью моего понимания, – со смехом призналась Мэгги.

– Вздор! – у них за спиной раздался глубокий мужской голос.

– Фрэнк!

Невысокий седой мужчина с оплывшим, как у бульдога, лицом подошел к ним. Мэгги улыбнулась и подалась вперед, чтобы обнять его. Фрэнк Эденхерст, вечно помятый, уже развязал галстук-бабочку, оба конца которого теперь свободно свисали.

– Можем ли мы звать тебя мистером помощником директора? – спросила Грейс. Фрэнк недавно получил повышение в Бюро после ужасающего дела, связанного с похищением дочери сенатора. Именно он сумел вернуть Мэгги обратно в ряды сотрудников ФБР, и Грейс никогда этого не забудет. На работе ей не хватало Мэгги, она всегда была самым ценным сотрудником, в какой бы команде ни работала.

– Только если хотите втереться ко мне в доверие, – пошутил Фрэнк, и его невзрачная физиономия озарилась ослепительной улыбкой, показавшей, что, в сущности, он славный малый. – Мои поздравления, Грейс. Это немалое достижение.

– Спасибо, – ответила она.

– Мы очень ею гордимся, не правда ли? – спросила Мэгги, обняв Грейс за плечи.

– Чертовски верно, – откликнулся

Фрэнк. – Как продвигается то дело в Делавэре? – обратился он к Мэгги.

– Какое-то время ситуация была критической, – сказала Мэгги. – Разве ты не читал мой отчет?

– Зачем мне это делать, если ты можешь просто рассказать, что случилось? – спросил Фрэнк.

Грейс засмеялась и покачала головой. Фрэнк славился ненавистью к канцелярской работе.

– Оставлю вас наедине, – сказала она. – Все равно мой издатель пытается привлечь мое внимание, – добавила Грейс, поймав взгляд мужчины, который махал ей из-за бронзовых скульптур. Они кивнули и погрузились в разговор, а Грейс тем временем зашагала по пересекавшей сад дорожке, но ее задержала пара политиков, которых она знала по светским приемам родителей.

– Поздравляем, Грейс, – сказал сенатор Клири, седовласый мужчина, давний друг ее отца.

– Спасибо, сенатор, – ответила она. Клири был себялюбив, он никогда не мог устоять перед искушением взглянуть на себя, проходя мимо зеркала. Для Грейс было само собой разумеющимся вынести из этого выгоду. – Должна сказать, вы сегодня выглядите очень эффектно.

– Вы чересчур добры к такому старику, как я, – сказал он, но явно несколько приободренный ее добродушной лестью.

– Здравствуйте, конгрессмен. – Грейс кивнула его светловолосому собеседнику: типичный выходец со Среднего Запада, убежденный демократ старой закалки, семейный человек из Айовы, всегда готовый постоять за свои идеалы. Грейс была удивлена, что ему удалось протянуть в Вашингтоне так долго. – Как близнецы?

– Рвут всех на поле в Айове, – с гордостью произнес конгрессмен.

– Вперед, Циклоны! – Грейс обезоруживающе подмигнула и была вознаграждена широкой улыбкой. – А сейчас, джентльмены, я должна покинуть вас. Долг зовет.

– Передавай от меня привет отцу, – сказал сенатор.

– Непременно, – кивнула Грейс, коротко улыбнувшись через плечо, хотя на самом деле не помнила, когда в последний раз разговаривала с отцом, не говоря уже о том, чтобы видеться с ним лично. Шесть месяцев назад? Семь?

Ей удалось пересечь сад без новых препятствий. Джонатан Эймс ждал ее у скульптурной группы Родена, этого чуждого условностям француза XIX века, чей чувственный, грубовытесанный стиль бросил вызов безукоризненному совершенству той эпохи.

– Дорогая. – Джонатан Эймс протянул к Грейс обе руки и порывисто поцеловал сначала в одну щеку, затем в другую. Его великолепный, серовато-зеленый смокинг мог бы показаться слишком броским и неуместным среди традиционных черных костюмов, однако с помощью яркой, нестандартной харизмы самого Эймса он смотрелся выигрышно. – Моя суперзвезда. – Глядя на Грейс, он расплылся в лучезарной улыбке. – Как бы я хотел, чтобы ты бросила эту отвратительную работу в ФБР и посвятила все свое время написанию книг для меня. Подумай о наградах, которые бы ты выиграла! О деньгах! Подумай об отсутствии опасности в твоей жизни! Я умоляю тебя!