Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
— Врачей… позови… — и глаза закрыл.
Я не могу потерять теперь и его! Я не хочу терять никого!
Я отчаянно выскочила в коридор, но там никого не было: ни посетителей, ни пациентов, ни врачей. Никого. Совершенно пусто. Я бежала минут пять или более, но никто не вышел из-за двери, никто мимо не прошел. Как в кошмарном сне. Я одна. Я снова одна. Я теперь совсем одна.
— Папа! — заплакав, обхватила голову. — Синдзиро! О боги, что же мне теперь делать?.. Что? Как мне лучше поступить?
Вдруг если я побегу по лестнице на другой этаж,
— Что случилось? — тихо спросили рядом.
Милый, нежный, красивый женский голос. Словно ко мне пришла богиня.
Но увидев медсестру, я испуганно отшатнулась.
— Ваши глаза…
— Ах, это… — девушка смущенно улыбнулась, подняла руку к лицу.
Белая-белая кожа, глаза темные и волосы черные как у японки, но мне в первый миг показалось, будто ей разрезали левый глаз. Просто ножом отхватили часть лица. То есть, ножом по лицу полоснули. Это в следующий миг, приглядевшись сквозь пряди длинной челки, зачесанной налево, я поняла, что не кровавый вижу порез, а просто два ряда коричнево-красных плоских родинок. Нет, коричневых, из-за полутени челки я не сразу их разглядела. И родинок было больше. Не два ряда, но похоже на два со стороны. И они лежали так в ряд по ее лбу, брови, веку и щеке, словно и правда ее кто-то сейчас ножом по лицу полоснул.
— Я такой родилась, — она смущенно улыбнулась. — Такая уж у меня судьба. Люди иногда пугаются, — торопливо зачесала волосы на лицо. — Но, знаешь, я иногда думаю, что лучше родиться с этими родинками, чем совсем слепой. Мне даже в чем-то повезло, — ко мне ступила, сжала осторожно мои плечи, заглянув в глаза, — Но, кажется, помощь сейчас нужна тебе, а не мне. Что случилось, малышка?
Я сбивчиво рассказала, задыхаясь от слез и вцепившись в ее руку. У нее была теплая нежная кожа и гибкие красивые пальцы.
— Мм, может и правда сердечный приступ? — медсестра нахмурилась. — Может, от переутомления. Говоришь, мама пропала несколько месяцев назад? Наверное, он слишком волновался.
— Нет, он не слишком волновался, — я всхлипнула. — Он хорошо держался. И почти не пил.
— Взрослые вынуждены скрывать, насколько сильно они волнуются, — девушка ласково провела по моей щеке, — чтобы не волновались такие красивые малышки. Но, послушай… говоришь, тот раненный друг врачей сам позвал? И его уже везли?
— Да, кажется, так, — всхлипнула.
— Значит, помощь нужна твоему раненному другу?
— Да, выходит, так, — всхлипнула, рот испуганно накрыла рукой. — Ой!
— А в какой он палате? — она осторожно сжала мое плечо.
Но я от волнения вообще не могла вспомнить. Разрыдалась от досады. Почему я совсем ничего, вообще ничего не могу сама сделать?!
— Ничего, — она обняла меня одной рукой. — Ничего, я сейчас в справочную позвоню. У меня есть их телефон.
— Правда? — робко подняла глаза.
— А зачем мне тебе врать? — она легонько мазнула кончиком пальца по моему кончику носа,
— У него еще такие длинные, красивые волосы! — вспомнила я. — Такого как он в мире больше нет!
— Его только одного сегодня привезли с рваными ранами, — она улыбнулась, но в следующий миг прикусила губу и нахмурилась, видя, видимо, как обидой зажглись мои глаза после ее улыбки. — Ну, пошли. Сто седьмая палата.
Палата оказалась та самая. Но Синдзиро лежал в той же позе, наполовину на полу, наполовину сверху кровати. И в себя, похоже, еще не приходил. Девушка отогнала меня — мягким движением красивой тонкой руки — и стала расстегивать пижаму. Осторожно отлепила от пропитавшихся кровью бинтов. Я, поморщившись, отвернулась. Почему-то подумала, что ей бы подошло танцевать танец с веером в кимоно с длинными-длинными рукавами. Это изящное движение руки… или в каком-то другом старинном платье. В китайском тоже вышло бы красиво.
— Знаешь, сходи пока за врачом. Надо б еще одного, — она достала из кармана широких голубых штанов блокнотик в скромной блекло-желтой обложке и черную простую ручку, написала несколько иероглифов на верхнем листе окровавленной рукой и, отбросив блокнот и ручку, протянула чуть помятый листок мне. — Передай им. Не волнуйся, думаю, до реанимации дело на этот раз не дойдет. Просто он внезапно побежал — тело испытало шок. От этого тоже бывает, что теряют сознание.
— Просто взрослые врут, чтобы дети меньше волновались! — проворчала я.
— Он будет жить! Клянусь! — улыбнулась мне примиряюще она. — Но ты лучше сходи за врачом. Рю Мидзугава… да, впрочем, он, наверное, еще в операционной. Но любой другой тоже подойдет. Здесь замечательные врачи.
— И медсестры красивые, — я вздохнула, — добрые. Только… кажется, Рю Мидзугава — тот, кого Синдзиро-сэмпай позвал за моим отцом.
— Значит, за отца твоего можно теперь не волноваться, — она подмигнула мне.
— Значит, да, — я вздохнула.
— 3 этаж, кабинет первый за левым поворотом коридора от лифта. Можно, конечно, любого подхватить, но там лучшие специалисты по рваным ранам и лечению кровопотерей. А, подойди-ка… да нет же, время… — она запнулась. — Скажи, может, понадобится еще кровь.
И я, вздохнув, выбежала. И остановилась смущенно.
— Лифт направо по коридору, за вторым поворотом! — донеслось до меня из-за отъехавшей все еще двери.
— Спасибо! — я всхлипнула.
Она прямо как Канон явилась ко мне из ниоткуда!
— Не стоит, я просто делаю свое дело! — отозвалась добрая незнакомка. — Но ты беги, малышка. Это то, что ты сейчас можешь сделать. И…
— И чем быстрее, тем лучше? — я всхлипнула.
— Да, беги, — не стала врать уже она.
И я помчалась звать врачей: то единственное, что даже я могу сейчас сделать. И что мне сделать получше.