Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Сделав серьезное лицо, спокойно сказал:
— Неплохо, — и унес это в свою тарелку. Есть.
Рю только насмешливо вскинул брови, смотря на меня и младшего брата. Но когда взгляд материнский переметнулся на него, он себе еще одну рыбу на тарелку утянул, побольше. Самую большую, покуда не смотрели мы. И Нодзоми, всхлипывая, вернулась к нам за стол. Сама свой торт есть не осмелилась. Но мы с Мамору бодро хрустели горелым горькими коржом, прежде чем добрались до верха с кремом и вишневым вареньем. Меньшой вообще быстро свой дожевал и кинулся
После ужина я пошел читать газеты. А Мамору просочился в комнату к брату. Я не собирался их подслушивать, но меньшой говорил слишком громко:
— Слышь, я понял, почему люди воюют!
— Да пошел ты! — возмутился Рю. — Не видишь? Я занят! Вышло интервью о юности самого известного в этом сезоне американского футболиста. Он раскрывает секреты успеха. Он обещал в заголовке рассказать кое-что важное о себе и своей карьере.
Но и Мамору считал свое дело самым важным:
— Я чувствую себя очень расстроенным и хочу что-нибудь разбить. Может быть, войны затевают люди, которые очень несчастны?..
— Да заткнись ты! — проворчал Рю. — Только и бубнишь, что какую-то ерунду! Свали, а?
Голос младшего сына задрожал, когда он тихо сказал:
— Старший брат плохой человек.
Парень саркастично ответил:
— Ага, я мерзкий гад. Не свалишь — прибью.
Мамору сбежал в свою комнату. Громко музыку врубил.
Как обычно…
Но я ошибался.
В этот раз мы слишком сильно поссорились. Мамору вообще больше со мной не говорил. Хотя Нодзоми показала мне листок с теста на 83 балла. Хотя я к нему серьезно подошел с этим листком и похвалил: «Молодец, наконец-то ты занялся делом». Он тогда просто ушел от меня и заперся в своей комнате. Даже в туалет не выходил. Видимо, покинул ее лишь когда я ушел на работу утром. А к вечеру снова заперся в своей комнате.
Да, впрочем, с Рю мы тоже почти не разговаривали. Парень записался в футбольный клуб и то пропадал на тренировках со своей командой, то в библиотеке. Как-то раз, наткнувшись на меня за окончанием ужина и напоровшись на мой укоризненный взгляд, старшой твердо произнес: «Я же Рю, «дракон», я просто обязан стать капитаном школьной команды. Но лучше если я стану капитаном футбольной команды Японии». Словом, он таскал тесты по 70–80 баллов, а еще постоянно пропадал со своей новой компанией из их футбольной команды.
Дома стало тихо.
Дома атмосфера вообще вскоре стала ужасной. Даже Нодзоми притихла. Побледнела, похудела. Это наши мужские разборки, она больше не встревала, но спокойно смотреть на нас, молчаливо расходившихся по комнатам, не хотела.
И вроде мы не ссорились. Мы больше не ссорились. Но совсем друг с другом не говорили.
Но я же не должен был извиняться перед этим мелким придурком! Я для него хорошего будущего хотел.
Мерзкий зеленый кот тоже больше не появлялся. Жуткое существо, нарушившее стабильное течение моей жизни, наконец-то исчезло — и я смог вздохнуть спокойно.
Только… вот какое-то время прошло с тех пор… я не сразу смог осознать это смутное чувство, но…
С того дня, как этот безумный зверь исчез, что-то внутри меня безвозвратно нарушилось: весь мой привычный и родной мир начал мне казаться каким-то блеклым. Скучным. Но что такое случилось со мной?.. Ведь ничего же в моей жизни не изменилось!
Однажды Нодзоми утром сказала мне, когда мы сидели за столом двое:
— Послезавтра день рождения твоей матери.
Стыдно признаться, но в веренице потрясений и будничных событий я совсем об этом забыл!
— Может, съездим, навестим ее? — продолжила жена, внимательно смотря на меня.
— Может, — кивнул я.
По-хорошему если, давно надо было это сделать.
— Может, съездим вчетвером? — женщина подалась вперед, ко мне, глаза ее радостно зажглись.
— Да, давай, — я улыбнулся ей.
И получил потеплевший взгляд в ответ.
Но в поездке мы всю дорогу молчали. Жена, кажется, сильно этому огорчилась, но тоже молчала. Не пыталась нас разговорить.
В деревне как будто иначе идет время. Редкие постройки как-то изменились. Разве что деревья вытянулись повыше с последнего моего визита. Которые еще могли. А так двор… как будто еще вчера я это место покинул. Тогда в лужах отражался молодой парень, а теперь — серьезный мужчина за сорок лет.
Из-за дождя по окрестностям побродить не удалось. Пришлось планы отложить.
Мать подсунула мне свежих — ну, почти, на два дня опоздалых — газет, я серьезно их развернул, опустившись в старое кресло-качалку. Сделал вид, что не видел этих номеров прежде. Рю переключал старенький телевизор, ловил футбол. Ворчал, что не так хорошо видно. Пришлось кашлянуть многозначительно, чтоб он заткнулся и отстал от моей матери. Мать, жена и меньшой расселись в крохотной гостиной. Кажется, мать показывала им мои рисунки. Надо же, а я когда-то рисовал! Вообще не помню!
— А еще он мой портрет нарисовал в средней школе…
Недоуменно задержал переворачиваемую страницу газеты. Надо же, я и ее портрет рисовал?..
— Им учитель как раз задал нарисовать самого важного человека. А Сусуму родителей нарисовать решил. Вот, смотрите.
— Ого, как настоящий художник! — внезапно выдохнул мой скупой на похвалу старшой.
Я недоуменно застыл с газетой. Что там они такое смотрят?..
— Потрясающе! — пылко проговорила Нодзоми.
А Мамору, помолчав, серьезно уточнил:
— А где портрет дедушки? Ты же сказала, что он рисовал своих родителей.