Моя сто девяностая школа
Шрифт:
– Почему, Таня, ты говоришь о Володьке, когда в тысяча девятьсот двадцать первом году был влюблен в тебя я?
– Тоже есть документы! – закричала Татьяна и вынула из сумочки еще пачку писем. Это уже были письма Бродского.
– "Опасные связи"! – сказала Элла Бухштаб. – Начинается Шадерло де ла Кло…
– Минутку внимания! –
И тогда поднялся со своего места кораблестроитель Александр Дмитриевич Чернов и, слегка смутившись, сказал:
– Это был я.
Быстро со всеми попрощался и уехал в Москву на совещание министров.
Исаак Рубаненко сел за пианино, Лена Аплаксина взяла в руки листок с текстом сочиненной мною наспех песни, и мы все запели:
Лентовка, Лентовка! Ты словно винтовка
Со мной в каждодневных боях.
Тебя не забыть мне, родная Лентовка,
Любимая школа моя!
Прошло ведь полвека, но вспомнить нам любо,
И память уходит в полет.
И девушка наша, по имени Люба,
Родною Лентовкой идет…
Мы помним, как взяли мы в руки винтовки,
Чтоб воли врагу не давать.
И с лозунгом ясным: "Мы все из Лентовки" -
Пошли мы на фронт воевать.
Обстрелы и голод, бомбежки, блокада,
Но рухнул фашистский злодей.
Не дали увидеть врагу Ленинграда
Лентовцы из школы моей.
Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За наших друзей, за Лентовку родную,
Где молодость наша жила.
За старые классы, за доски и карты,
За темный наш физкабинет,
За добрые старые, дряхлые парты,
За тех, кого с нами уж нет.
За наш Дальтоплан, заседания ШУСа,
За школьный урок за любой,
За нас – неседых, неплешивых, безусых,
За первую нашу любовь!
Мы
И мы не забыли наш класс,
Мы взрослые люди, но все наши мысли
С любимою школой сейчас.
Забыть ее и на секунду неловко.
Лети ж, наша песня, лети!
Лентовка! Лентовка! Лентовка! Лентовка!
Этапы большого пути.
Конечно, пели плохо, путали слова, но песня всех захватила. Стихи были весьма не ах, но мысли, наверно, правильные, и все пели с воодушевлением.
Светлов и Дунаевский простили бы нам искажение их слов и мелодии.
Потом Леся Кривоносов пел песенку шута из "Двенадцатой ночи" "А джентльменам спать пора" и читал стихи своего сочинения, посвященные нашей встрече.
Андреев и Старицкий шелкали фотоаппаратами, и все записывали адреса и телефоны.
И мы подумали о том, что те 50 лет, которые мы не встречались, – это 50 лет прерванной дружбы. Не знаю, сколько нам еще осталось, но больше прерывать дружбу нельзя. А школьная дружба – она, наверное, самая большая, самая испытанная и верная.
Мы сидели за столом – старые люди, бабушки и дедушки, отцы и матери семейств, но я смотрел направо и налево, напротив себя и видел сияющие глаза моих друзей детства и юности, сбросивших свои седины, плюнувших на свои лысины, убравших к черту морщины, как прежде молодых озорников, шалунов, мечтателей.
Мы разошлись около часа ночи и дали слово встречаться.
Я снова в Москве, и нет недели, чтоб я не получал писем от участников этой встречи
Почти все ребята пишут друг другу, навещают друг друга, приходят выпить чайку и поговорить обо всех нас, о нашей школе. Вернулась школьная дружба, и веселее стала жизнь одиноких людей, и поняли они, что они не одни, что у них есть, может быть, самое главное в жизни – верные друзья.