Моя судьба. История Любви
Шрифт:
На нем было простое одеяние — «джеллаба» [43] . Но не узнать его было нельзя — портреты короля выставлены во всех витринах города. Он осведомился, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь, хорошо ли себя чувствую. А затем бесшумно удалился, так же как и пришел.
Вечером я переодевалась в небольшой комнате, без сомнения, служившей артистической, ибо на стенах в ней висели портреты танцоров Бежара. Во всех коридорах стояла охрана. Нас попросили не приносить с собой фотоаппаратов, что сильно огорчило 11 моих музыкантов. В самом деле, дворцовые сады были так чудесны, галерея так красива, такого дива больше нигде не увидишь.
43
Длинная,
В восемь часов 45 минут вечера я была готова. Так было условлено. Но затем началось долгое ожидание. Что случилось? Время от времени представитель двора приходил, чтобы нас успокоить: король сам рассаживает своих гостей. Сквозь опущенный занавес на сцену доносился шум голосов; наш заведующий постановочной частью с некоторой тревогой заглянул в щелку.
— Там еще не все в сборе, — тихо сказал он.
Потом он шепнул мне, что наследный принц Саудовской Аравии уже сидит в кресле в середине зала. Рядом с ним уселся король Хасан. Левую половину зала занимали женщины в национальных марокканских нарядах, расшитых золотом; все они украсили себя драгоценностями. Справа разместились мужчины. А между теми и другими — во всю длину зала — стояли ширмы, служившие преградой нескромным взорам. Такова традиция. Король подал знак: можно было поднимать занавес.
Я была сильно взволнованна. Свет прожекторов слепил меня, и я почти ничего не видела. Только смутно различала короля и недоумевала, почему он слегка шевелится. Потом услышала, что он воскликнул «браво» и этот возглас дружно подхватили все мужчины в зале. Когда я ушла за кулисы, наблюдавшая за публикой Матита сказала мне:
— Он не просто аплодировал, когда ты пела, он отбивал такт и даже негромко вторил тебе!
Я вернулась на сцену, чтобы поклониться зрителям. Ко мне поднялся король с большим букетом цветов; затем он пожал руку музыкантам. Судя по всему, он был в восторге.
Я была в артистической уборной и уже собиралась надеть свитер, когда туда вошел с сияющим лицом представитель двора и сообщил, что король приглашает нас на ужин. Я собралась было вновь облачиться в свое концертное платье от Кардена, но тут появилась придворная дама со свертком, завернутым в белоснежное, искусно расшитое полотно. Осторожно развернув его, она извлекла на свет чудесное платье из красного шелка — настоящий марокканский наряд.
— Король сам выбрал для вас это платье… И просил появиться в нем за ужином, — сказал представитель двора. С этими словами он исчез.
Ко мне поспешили две камеристки. И недаром их было две. Дела хватило для обеих: сперва на меня надели платье из тяжелого шелка, расшитого золотом, а поверх него — другое, муслиновое платье, унизанное жемчугом, на котором было не меньше 80 пуговок. Я ужаснулась:
— Как я, при моем-то росте, управлюсь с этаким нарядом?
— Не тревожьтесь! — успокоила меня придворная дама. — Ведь платье со шлейфом, вам надо будет просто подобрать этот шлейф.
И она показала мне, как это делать с помощью обеих рук.
— А для того чтобы платье сидело лучше, вам принесут сейчас пояс.
Вошла другая придворная дама с футляром из светло-серой замши, она извлекла оттуда позолоченный пояс. Чувствуя, что я потяжелела на несколько килограммов, и осторожно считая шаги из боязни оступиться, я вернулась на сцену.
43
Я счастлива, потому что занимаюсь тем, о чем всю жизнь мечтала. Потому что совершилось чудо, на которое я так надеялась. Я добилась успеха, к которому стремилась… Я хотела петь для всего
Король пришел за мной, помог мне спуститься по ступенькам и представил — нет, не мужчинам, а дамам, вернее сказать, тем, что сидели в первом ряду: королеве-матери и своим дочерям-принцессам, которых, видимо, немало позабавило мое нарядное одеяние марокканской дамы.
Я уселась рядом с ними и посмотрела гаитянский балет, который явно очень нравился королю: он даже «вооружился» каким-то ударным инструментом и отбивал ритм. Затем наступил час ужина. Дамы повели меня с собой по выложенной мозаикой галерее. Я терялась в догадках, где Джонни. Но все мужчины куда-то исчезли. Не увидела я их и за столом — там были одни только женщины. Лишь король имел право входить в эту залу. Он даже сам нас угощал изысканными кушаньями, подходя с приветливой улыбкой к нашему столу, где я сидела вместе с принцессами.
В конце трапезы он вновь появился и проводил меня до входа в галерею. Из его слов я поняла, что он в восторге от песни «Последний вальс». Он уговаривал меня включить в свой репертуар старые французские песни и пошутил: «Я буду весьма недурным импресарио!» После чего назвал несколько особенно полюбившихся ему песен, среди них «Опавшие листья» и «Ладам падам». Они запомнились ему в студенческие годы, которые он провел во Франции.
Марокканское платье с золотым поясом заняло свое место в моем домашнем музее рядом с другими предметами, с которыми у меня связаны приятные воспоминания. Один из этих предметов — ковер, его подарила мне Фарах. В ту пору она была владычицей Ирана.
Я привезла в подарок ее маленькому сыну львенка — он прибыл в особой клетке тем же самолетом, что и мы (а вручил нам этого маленького хищника граф де Ла Пануз). Как только мы приехали в Тегеран и устроились в гостинице, мы тотчас же выпустили львенка из клетки. Он весело резвился в номере, как резвятся наши псы.
Нет, у меня нет своей собаки. Разве я могла бы устроить собаке достойную ее жизнь? Но я подарила своим родителям пару замечательных собак: купила я их в Канаде у известного собаковода, он жил возле резервации индейцев, куда я была приглашена. Я влюбилась с первого взгляда в его могучих волкодавов, которых впрягают в сани. Среди них чемпионом был пес по прозвищу Сатана, он побеждал на всех состязаниях и был в силах везти груз весом в тонну! Я приобрела дочь Сатаны — Тонку и молодого самца Окиука. Но как было отправить щенков во Францию? Ведь гастроли мои продолжались. В Квебеке мы познакомились с одним режиссером, бельгийцем по происхождению, он недавно женился и мечтал о свадебном путешествии в Европу. Джонни пообещал ему оплатить все расходы, если он отвезет собак к моим родным. Тонка и Окиук тоже отправились в свадебное путешествие, сменив свой снежный край на солнечный Авиньон. Эти великолепные красавцы с синими глазами до сих пор живут там, став верными друзьями нашей семьи.
Наш львенок был очень ласков. Он спал у меня в постели. Под вечер Джонни смотрел по телевизору футбольный матч и внезапно обнаружил, что львенок забрался к нему на плечи. Наконец настало время нашего визита в Летний дворец. И мы отправились, захватив с собой свой подарок. Маленький сын шаха — ему было тогда лет девять или десять, — увидев львенка, пришел в восторг и тут же принялся весело играть с ним.
Шахиня принимала нас в пышных покоях, но держалась очень просто. Она спросила меня, не хочу ли я выпить чаю. На великолепных подносах принесли чашки и… сахар. Впервые в жизни я увидела колотый сахар, кусочки его были искусно сложены в форме пирамиды. Рядом лежали щипчики. Я подумала, что если попробую взять щипчиками кусочек сахара, то от волнения наверняка обрушу всю пирамиду. Меня охватил страх, и я поспешила сказать: «Спасибо, ваше величество, я пью чай без сахара».