Моя война. Чужой
Шрифт:
– Что вообще творится вокруг? Немцы тут бродят, ты приполз…
– Да ударили они по тропе из минометов. Много утонуло, кого-то просто убило. Меня только оглушило чуток.
– Ты же раненый был?
– Да фигня, почти не болит. Олег тяжелый. Не знаю, выберется или нет. Да и тебе скорее к доктору надо. Крови потерял ведро, наверное…
– В человеке столько нет, – успокоил я друга. – Слышь, чего делать-то будем? Как выходить, да и куда? Я ж вообще не понимаю, куда нас утащили партизаны.
– Где-то на севере от Воронежа.
– То есть еще один из наших пропал, так? Партизаны говорили, что четверых нашли…
– Да, трое нас осталось. Но если подумать, то я вообще один, и два полуживых еще, – усмехнулся Веревкин.
– Да уж, – грустно качнул головой я, – чего делать-то будем?
– Как-то вылезать надо. Точнее, залезать. Выбор-то небольшой, на болота, туда, где поглубже и побольше комаров.
– А я их чего-то и не ощущаю, – задумался я, – мертвых, наверное, не кусают.
– Сплюнь, на фиг! – выругался тихонько Веревкин.
– Да я скоро кишки выплюну, Валер. Сил нет, от слова совсем.
– Я ж говорю, крови много потерял. Спина-то как дуршлаг. Но вроде же тебе все вытащили?
– Да ни фига, – я опять кашлянул. – Валер, кажись, где-то один глубоко застрял. Может, какой глубоко ушел, а вы не заметили, когда вытаскивали. Крови было много, могли и пропустить…
– Да если бы и заметили, мы ж не хирурги. Наших навыков хватает только для быстрой обработки мелких ран. А у тебя, если и правда куда-то далеко влетело, нам не вытащить.
Подтягивая меня, как и прежде, за ворот, Веревкин двинулся в глубь болот. Деревья вскоре стали более толстыми, а чавкать подо мной стало меньше. Никак в сторону ушли? Только вот куда, ведь вроде говорили, что тут кругом болото? Периодически покашливая, стараясь прижимать ворот комбеза ко рту вовремя, я стонал, но держался. Сил помочь Валерке так и не появилось. Ноги чую, но какие-то они ватные. Как штаны. Спина зудит и ноет. Внутри, может уже мерещится, как будто что-то ворочается.
Сколько меня так тащил Валерка, не знаю, вроде не терял сознания, а как стемнело, даже и не заметил. Вокруг стало так жутко, что становилось даже страшно.
– Слышь, Веревкин! – шепнул я.
– Да уж тут не шепчись, – усмехнулся напарник, – далеко уползли.
– А ведь фрицы не зря на меня вышли, – вдруг подумал я.
– Почему?
– Говорили между собой, что приказ доставить командира диверсантов. Это раз. А вот как они меня нашли, это уже два!
– Не понял, ну нашли и нашли, что в этом такого? Искали же.
– А ты послушай вокруг, – заметил я, – если бы я искал кого-то в этом лесу, сто процентов бы нашел.
– Тихо, – прислушался Валера.
– Вот именно. Тихо! Ни тебе чириканья птичек, ни зверюшки какой. Тишина! Значит, люди рядом, живность боится и
– О, блин. А ведь и правда. Я ещё подумал, надо бы на жратву кого поймать, так нет никого. Тогда, помнишь, зайцы хоть были, а тут…
– Или это из-за нас, или… – я попытался всмотреться в темень вокруг, – за нами идут.
– Только если они по воздуху летят. Бесшумно невозможно. Тихо ходить по лесу и мы умеем, но бесшумно никак!
– А мы разве сейчас шумим? – удивился я.
– Так я же стараюсь потише…
– Ты не понял меня. Мох под нами, вот и тихо. Так и у преследователей такой же мох. Вот их и не слышно. Одна надежда, что без фонарей они идти испугаются.
– Да уж, я-то уже здесь был, вот и иду пока. А как они могут? Не, думаю, все проще. Живности на болоте нет, потому как место гиблое, да еще и людьми пахнет.
– Может, – я вздохнул и вновь кашлянул, – ты и прав.
Было страшно и странно как-то. Тишина, я едва ли не впервые, как попал сюда, слышу такую тишину. Бывал уже не раз и в лесах, и в полях. Эх, да где я уже только ни был за это время. Легче сказать, сколько я в городе дней провел, чем в лесах. Но нигде не было такой тишины. Самое подходящее слово – мертвая.
Олега и еще одного бойца мы нашли вскоре. Оба спали. С Мельником было непонятно, то ли спит, то ли в отключке. По словам Веревкина, у Олега было тяжелое ранение в голову, вон, лежит, а головы почти не видно. Замотан весь как мумия.
Несмотря на май месяц, было холодно. Да мы еще и мокрые все, как выдры. Плюнув уже на всю конспирацию, тем более, если не от ран, так от холода я точно сдохну вскоре, я попросил развести костер. Дров тут было не найти, болото, да и темнота как-то не сильно этому способствовали. Но Валера быстренько пошуршал вокруг нашего лежбища и чего-то насобирал. Пару раз треснул особенно сильно, видимо сухостой ломал.
– А спички-то тю-тю… – развел руками Веревкин. Мне хоть и было его плохо видно, но я разглядел. Глаза понемногу привыкали к полной темноте, очертания человека видно.
– У меня зажигалка в кармане, только, наверное, тоже сырая. Хотя она немецкая, вроде как плотно закрывается. Посмотри, – я хлопнул себя по карману на груди. Точнее, карман был внутренним, но располагался он именно на груди.
Валера быстро достал зажигалку и, зачем-то встряхнув ее, высек искру. Видно было, что огонь у нас, скорее всего, будет. Еще пару минут повозившись с ветками и мхом, напарник все же разжег небольшой костерок. Свет больно резанул по глазам, и ночное зрение сразу пропало. Ну и шут с ним, только бы тепло стало. Мох, который Веревкин приготовил для розжига, оказался более сырым, чем мы думали, только дым от него, поэтому костровой начал зажигать тонкие веточки, которых, к нашей радости, было много. Спустя пять-семь минут у нас наконец что-то получилось. Валера начал добавлять веточки потолще, а они занимались от небольшого огня все веселее.