Моя война. Чужой
Шрифт:
– Ой, зря, – выдохнул мой друг, когда огонь уже устойчиво горел, а меня подтащили поближе к нему.
– По хрену, – неопределенно качнул головой я. – Я уже готов был в болоте утонуть, а ты костром меня напугать решил?
– Не костром, а теми, кто на него притащиться могут.
– Спасибо, кстати, что вытащил. В голове уже звенело, захлебнулся бы.
– Я видел, как тебя бросили. Ждал только, пока хоть чуток отойдут. Хорошо, что не всплыл сразу, они чуток постояли и ушли. А я ползком к тебе. Боялся еще в воду лезть, не знал
– Я и говорю, спасибо, – протянул я руку другу, но тотчас ее опустил. Сил так и не было.
Проснулся боец, что остался одним из выживших партизан. Сначала испугался, чуть не закричал. Это на него и костер подействовал, да и мой видок. Ему что-то приснилось, проснулся, говорит, а тут огонь, думал, его сейчас жечь будут. Посмеялись, правда я недолго. В придачу к общей слабости и боли во всем теле пришла головная боль. Башка просто гудела, как пустой чугунок, готовая лопнуть. Как же мне плохо-то! И ведь никто не пожалеет… Ладно, сам себя любимого буду жалеть, что еще остается.
От новой вспышки боли, или от общей усталости, но я вновь провалился в небытие. Очнулся, укрытый какой-то хламидой вместе в Валеркой, разглядел, потому как уже светало. Рядовой боец, что сидел перед костром сейчас, бодрствовал. Оказалось, сев к костру, он отправил Веревкина спать и укрыл своей шинелью.
– Не холодно? – спросил я тихонько, боясь напугать бойца.
– Ой, товарищ старший лейтенант, вы очнулись? – вздрогнул все же боец и вскочил.
– Лейтенанты на фронте, а мы в жопе. Андрей я. Как тебя?
– Леша, – неловко опустился на пятую точку боец и тут же поправился: – Рядовой Матросов. Алексей.
– Ты вот что, Лешка, перестань тянуться. Устав дело хорошее, да только где армия, а где мы. Все понял?
– Да, – вновь кивнул парнишка. Молодой он совсем. Едва ли больше восемнадцати.
– Какого ты года? – задал я следующий вопрос.
– Двадцать третьего… – увидев мои глаза, споткнулся и поправился: – Двадцать четвертого.
Опустив голову, неловко было за такую маленькую ложь, Алексей замолчал.
– За романтикой пошел? Думал, фрицев гонять на фронте будешь, да? А тут вон она, война-то какая. Алеша. Тут грязно, страшно и больно…
– Я не струсил, товарищ лейтенант. Просто заблудился. Все уходили по лесу, кто куда. Сам не понял, как остался один. Меня что теперь, под трибунал? – боится парнишка, аж трясет его.
– Дурной, что ли? – удивился я. – За что? Ты вон, даже с оружием идешь. У меня и такого нет.
– Это не мое. Потерял где-то в лесу. Эту винтовку уже здесь, на болотах подобрал. Патронов, правда, нет совсем.
– Ничего. Авось найдем. Не боись, Лешка, ещё повоюем.
И тут очнулся Олег! Господи, как он закричал. Если бы я был не в таком тяжелом состоянии, наверное, подпрыгнул бы. Вон Лешка как взлетел. Я думал, на дерево заберется от страха.
– Да прикрой ему рот уже, чего испугался-то! –
Олег внял, но стал выть. Больно ему, а что делать? Я и сам как овощ, Валерка тоже вон раненый, а храбрится. Один Матросов у нас целый.
– Олежка, ты как, живой? – спросил я. Лежали-то рядом, так что даже голос не повышал.
– Ой, млять! Как же больно-то! – вылетело у него. – Убейте меня уже, что вам стоит? Сколько мне мучиться еще?
– Мельник, мать твою, ты чего захлюпал тут, как баба на сносях? – пришлось рявкнуть и придавить авторитетом. Хотя хреновый у меня сейчас авторитет, сам чуть жив.
– Командир, не могу больше. Как стерпеть такое? Почему я не вижу ничего?
– Олежка, я не знаю, что у тебя с головой, сам не ходячий, лежу бревном. Но у тебя повязка на глазах, вот ты и не видишь, – спокойно пояснил я второму своему другу. Мы с ним многое прошли, так что, конечно, он мне друг.
– Зачем глаза-то замотали? – вдруг как-то разом успокоился он. – Мне же куда-то по затылку прилетело?! Мина хлопнула сзади, я даже не сразу сообразил, что мне больно.
– Лешка, ты тоже не знаешь, чего у него с головой?
– Нет, товарищ лейтенант, не знаю. Я его не бинтовал, таким и нашел.
– Развяжи, хоть глаза освободи! – немедленно потребовал Олег.
– Так у тебя руки-то целые… – недоуменно произнес рядовой.
– А, вашу маман! – Олег злобно фыркнул и начал едва ли не рвать тряпку, что закрывала глаза.
Он, видимо, так испугался темноты, не понял даже, что с руками-то все в порядке. Дойдя до последних слоев тряпицы, которая играла роль бинта, Олег взвыл, видимо, тряпка присохла, а он рванул.
– Алексей, глянь, чего у него там, а то сейчас и голову-то себе открутит! – шепнул я. Рядовой сел рядом с Олегом и попросил того убрать руки. Аккуратно, я все это время наблюдал, Валерка меня удачно расположил, Лешка отделил тряпку от раны. Олег ее уже надорвал, так что получилось легко. По лицу рядового стало понятно, что ничего хорошего там нет. Точно, побежал блевать…
– Б…! – выругался Олег. – Да что там такое-то?
– Сейчас посмотрю, – встал Валерка. Ему по фиг на вид раны, мы с ним еще когда всякого нагляделись. Точно, подошел, спокойно наклонился и даже хотел, наверное, поковырять. А, нет, взял тряпку и промакивает.
– Ну, млять, не томи уже! – Олег что-то разошелся. Надо урезонить, а то точно фрицы придут.
– Мельник, твою мать, заткнись уже, а! – рявкнул было я, и кашель скрутил меня в дугу.
– Ну, – задумчиво произнес Валера, – рана, конечно, большая, но, думаю, не опасная. А повидал уже всякого, так, командир? – Я в это время сплюнул тягучей слюной и кивнул, а Веревкин продолжил: – Тут площадь раны большая, но сама она не глубокая. Если бы глубже чуток, он бы уже не кричал.