Моя война
Шрифт:
– Но мы не можем ждать десять - пятнадцать лет!
– Почему?
– И наши экономисты такого же мнения.
– Я не пойму почему.
– Нас с тобой уже здесь не будет.
– Но будет система.
– Наши экономисты сейчас создают свою систему. Все лучшее от вас мы возьмем.
– Все лучшее у нас - наша система. В разобранном виде она не работает.
С чиновниками говорить было несложно. Сложнее было сказать обо всем своим... Меня назвали предателем. Было больно вдвойне. Я искренне объяснял.
В это время Алексей
А мы с Познером понимали и то, что когда наша система заработает полным ходом и докажет свое преимущество, нас могут закрыть, обвинив в злом умысле или посадив за решетку. Познер был старше и опытнее меня. Он, очевидно, раньше меня понял, что мы не выиграем этот неравный бой. Сердце его стало подавать тревожные сигналы. Я советовал ему лечь в больницу.
– Ты хочешь, чтобы я дезертировал от борьбы, которая стала смыслом моей жизни,- возражал он.- Я этого не сделаю.
И все-таки он не вынес тяжесть этой борьбы. В самолете, когда он возвращался в Москву, сердце не выдержало, и прекрасный человек, верный соратник Владимир Александрович Познер скончался.
Мне несколько раз предлагали написать об Экспериментальной студии. Я этого не сделал. Страна пошла по другому пути, и наш опыт никак не мог быть использован в обстановке всеобщей криминализации, которая господствует в нашей сегодняшней экономике. Мне предлагали организовать студию, подобную Экспериментальной. Я, естественно, отказался: не умею играть краплеными картами и обязательно проиграю.
Сегодня, как ни больно мне вспоминать об окончании десятилетней истории нашей Экспериментальной студии, я знаю: десять лет борьбы и побед не пропали даром. Это была борьба за жизнь, и я горжусь этой борьбой и победами.
Остались фильмы - лучшие доказательства удачи эксперимента. Осталась память о нем.
И несмотря на то, что у любой медали есть своя обратная сторона, я уверен: если бы и Госкино в целом зависело от качества фильмов так же, как наша студия, мы могли бы ожидать расцвета кинематографии.
Сегодня же единственное, что я могу сделать,- поделиться опытом. Авось он кому-то понадобится.
"Жизнь прекрасна"
Мне предложили постановку. Итальянцы приехали в Москву и сказали:
– Мы хотим снять прогрессивный фильм. Но в Италии нам на это денег не дают, поэтому мы решили предложить вам совместный проект, чтобы фильм наполовину финансировался в Советском Союзе. А режиссером пусть будет Чухрай.
Разумеется, для меня это было очень интересно. В то время итальянцы снимали очень хорошие фильмы. Мне захотелось понять, как работает итальянское кинопроизводство. Я согласился.
Первым делом я настоял, чтобы меня включили в соавторы сценария. По нашим условиям мне было известно, что
Когда сценарий был уже почти готов, исполнители главных ролей Орнелла Мутти и Джан Карло Джанини неожиданно сказали: "Вот в этом и в этом эпизодах мы сниматься не будем".
Я удивился:
– Почему?.. Вы же сами просили, чтобы я был сценаристом.
– Почитайте наш договор,- ответили они мне,- там сказано, что, если нам не нравятся какие-то реплики, мы их произносить не будем.
Что делать? Решаю обратиться к нашему министру кинематографии Ермашу.
Звоню ему из Италии и говорю:
– Я не знаю, как мне быть. Я написал сценарий, а они требуют другой!
Слышу в ответ:
– Да снимай, что они скажут, только скорее возвращайся!..
Ермаш в это время очень боялся: тогда, в случае если кто-нибудь не возвращался из-за границы, виноватым считался министр.
Я понял: придется выходить из положения самому. В меру возможностей стал бороться, а какие-то вещи переписывать заново.
Наконец, мы начали снимать. Однажды ко мне приходит продюсер и говорит:
– Знаешь что, вот этот, этот и этот эпизод мы снимать не будем.
Я удивляюсь:
– Почему?
– Потому что я получил сейчас от наших террористов записку о том, что они меня прикончат, если мы снимем такие эпизоды!
– Как же так!..- говорю я.- Во-первых, там ничего нет про террористов, а во-вторых, ты же сам согласился на этот сценарий!
– Да... ну... понимаешь... Хочешь, я сейчас выброшусь из окна?!.
– Не устраивай мне этих итальянских штучек!
– отвечаю я.
Опять звоню Ермашу: так и так. Ермаш снова говорит:
– Да снимай все, что они там скажут, только скорее приезжай!
Делать нечего, соглашаюсь и с этим...
Мой фильм "Жизнь прекрасна" дорог мне, как все мои картины. В нем нет ничего, за что мне было бы стыдно,- и с художественной и с моральной точки зрения. Но, к сожалению, его постигла беда большинства совместных фильмов чаще всего они всегда были хуже несовместных. Во время работы происходила типичная ситуация: каждая сторона тянула одеяло на себя, а режиссер должен был как-то удерживать равновесие, стараясь при этом, с третьей стороны, решить еще и свои творческие задачи. Как правило, такая ситуация оборачивалась неудачей.
Закончив этот фильм, я дал себе слово: больше в совместных постановках я не участвую.
Замысел фильма о Сталинграде
Давно окончилась война, уже были созданы фильмы "Баллада о солдате" и "Чистое небо", но я продолжал постоянно думать о ней (продолжаю и сегодня, постоянно!). Война была самым важным событием в жизни моего поколения. Мы те, кто остались живы,- много сделали и после войны. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы совершили на фронте.
Мысль о внутренней сущности войны не покидала меня ни на минуту. Я много читал и наших источников, и наших союзников по антигитлеровской коалиции, и наших противников.