Шрифт:
Маринке выпало прожить небольшую жизнь. Всего тридцать лет.
Тридцать лет и трое мужчин, по одному на десятилетие. Если бы она знала, что так получится, то, пожалуй, смогла бы что-то с этим сделать, но заранее мы ничего о своей судьбе не знаем, и подстелить соломку удается редко. В крайнем случае, если бы Марине повезло и она не умерла бы после того, как тяжелая чугунная пепельница (ручная работа, чуть ли не шедевр) ударила ее в висок, она могла бы найти еще несколько мужчин, чтобы продлить свою жизнь еще на пару или тройку десятилетий.
Но так не случилось.
Если Маришке и повезло,
Часть первая
Пятница
Мишка стоял у подъезда своей пятиэтажки, время от времени хлопая себя по карманам в надежде нащупать ключи от квартиры. Выходя, он захлопнул дверь, позабыв проверить наличие связки в карманах. Утомившись от бессмысленности поисков, он, наконец, вспомнил, что ключ от своей квартиры мог бы взять у соседки Таньки.
От двери в квартиру Ложкиных было всего три комплекта ключей: один находился у Марины, другой – у Миши, а третий они отдали Таньке, потому что Маринка чуть ли не через день забывала свою связку ключей дома, на тумбе. Выходила за дверь, хлопала ею, а потом вспоминала о ключах, в точности как сейчас получилось у Миши.
Мишка поднялся к двери соседки и нажал на кнопку звонка, уже понимая, что сегодня эта дверь для него не откроется. Пятница. А каждая пятница для Таньки – великая. Соседка любила повторять старую шутку, что среда – это пятница, четверг – большая пятница, а пятница – великая пятница! Иными словами, день этот для Таньки был самым ожидаемым днем недели, ее шаббатом. И отрывалась она в этот день по полной. Пятничные фортели были единственным Танькиным грехом, а в остальном более порядочного, доброжелательного, готового помочь соседа, чем Танька, Ложкины себе не желали.
Сына Татьяны, шестнадцатилетнего Игорька, дома тоже не было. По пятницам Татьяна отправляла его к бабушке – до воскресенья. Но вовсе не потому, что собиралась привести в квартиру мужика, – свои дела Танька всегда делала на стороне. Просто после веселья бухгалтерша очень болела, Игорек был ей некстати.
Мишка убрал палец с кнопки звонка и вернулся во двор, заставленный машинами.
Дом, в котором Ложкины купили квартиру, был старым, времен развитого социализма, на лучшее Мишка с Маринкой не заработали. Комнатки в этих пятиэтажках были малюсенькими, потолочки в них – низенькими, а дворы – совсем небольшими, без парковок и прочих буржуазных излишеств.
В этом дворе, как в какой-нибудь среднероссийской деревне, остались жить почти одни пенсионеры, забулдыги да неудачники вроде Ложкиных. Амбициозная молодежь разлетелась, расселилась в новых районах, в свежепо-строенных многоэтажных домах, где квартиры были просторнее, планировки интереснее, а в каждом дворе достаточно места для автомобилей жильцов.
Соответственно контингенту, машины, притулившиеся на узком проезде, были стариковскими: «жигули» да «москвичи» прошлого века выпуска. Однако сегодня среди них, как павлин
Из джипа вышел немного располневший лысеющий мужик и, насмешливо ухмыляясь, принял картинную позу, призванную выразить какую-то мысль, так и не понятую Мишкой. Мишка подошел ближе, и тогда лысый сказал:
– Да, брат, жена тебя держит в форме!
Не было ничего удивительного в том, что хозяин джипа первым делом упомянул Мишкину жену. Это был Андрей Рубахин, самый близкий друг детства Маринки и один из двоих лучших Мишкиных друзей.
– Может, и тебе жениться, брат? – в тон ему ответил Мишка.
Он подошел к Андрею и протянул ему руку.
– Э! – с кавказским прононсом произнес Андрей, правой рукой пожимая руку друга, а левой привлекая его к себе и похлопывая по плечу. – Жениться! Скажешь тоже. Не родилась еще та…
– Эй, девочки! – окликнул Мишку с Андреем из машины глубокий бас. – Вы что там тискаетесь?
– Я те щас башку оторву, – миролюбиво пообещал басу Андрей, отпихивая от себя Мишку. – Миш, познакомься с одним низким негодяем, его зовут Барабас Карабасович!
– Пошел на фиг! – раздалось из машины.
Мишка обошел джип, открыл заднюю дверь, погрузил свои снасти и влез в приятно пахнущий настоящей мужской жизнью салон. На штурманском месте сидел мужчина, едва вмещавшийся в широкое кожаное кресло. Повернуться к Мишке он не соизволил.
– Борька, привет, – поздоровался Мишка со вторым своим самым близким другом, предчувствуя, какой вопрос за этим последует.
– А чего Маринка не вышла поздороваться?
Поздравив себя с верной догадкой, Миша ответил:
– Это у тебя спросить надо. Ты – ее директор.
– Да я там месяц уже не был, – буркнул в сторону Боб, подразумевая основанную им фирму, в которой работала Маринка.
Андрей, уже погрузившийся на водительское место, завел мотор своей зверюги.
– Ну что – едем? – весело сказал он и спросил, глядя на Мишку в зеркало заднего вида:
– Где этот козел месяц не был?
– В своей фирме.
– А это уже не его фирма, – радостно сообщил Андрей. – Борькин напарник-то его долю и выкупил! За копейки. Наш идиот остался ни с чем!
– Боб, это правда? – удивился Мишка.
Отвечать ему Борька не стал. Вместо этого он закурил и выпустил дымное облако в сторону Андрея.
– Я же говорю, – Андрей снова бросил взгляд в зеркало и слегка усмехнулся, – идиот!
Они были очень разными, эти трое в машине. Даже выглядели рядом странно: слегка зажравшийся бизнесмен Андрей, симпатяга и растыка Мишка и Бешеный Боб – крупный спортивного вида мужик с прямыми, длинными, черными, как у индейца Джо, волосами.
Сказать по секрету, каждый из них любил двоих остальных, но не стремился к перманентному общению, ибо друг друга они раздражали непримиримыми различиями буквально во всем. Да взять хотя бы их манеру разговаривать. Андрей обычно ядовито балагурил, подначивая, подкусывая остальных. Взрывоопасный Борька с восторгом поддавался на провокацию, а Мишка, не любивший разборок, оказывался сидящим между двумя стульями.