Моя жена - всевидящая
Шрифт:
Ярцев, грудью, раздвигая воду, исчез из виду.
– Катенька, загляни в его будущее...
Она на мгновение прикрывает глаза.
– Будет жив, бежим.
– Только не спеши...
– Давай я тебя поддержу.
Она подхватывает меня с левой стороны и мы по обрушившимся плитам сползаем на какое то подобие улицы и еле-еле плетемся на запад.
По камням не очень то разойдешься. Боль во всем теле дает себя знать. С трудом перепрыгиваем с обломка на обломок и тут я замечаю, что мы не одни. Так же прыгают в одном направлении
– Как ты меня нашла?
– Ты вовремя не пришел и мы решили вернуться. Я сюда Ярцева привела и все боялась, что здание завалилось. Видно тюрьмы всегда крепко делают, даже землетрясение их не берет, подвал с камерами и почти первый этаж остались целы...
– Как же вы землетрясение пережили?
– Как мы всем рекомендовали. Стоя. Где нет больших зданий и сооружений.
Когда вырвались из центра города, стало ковылять легче, появились чистые от обломков куски асфальта, зато за поваленными заборами ни одного дома, одни холмы строительного мусора среди молодых деревьев и кустов.
Здесь я замечаю главного инженера с группой гражданских и солдат, которые оказывают первую помощь пострадавшим. Главный с мегафоном носится по дорогам среди толп бегущих и вопит.
– Срочно, бегите срочно на Есенинскую возвышенность. Скоро сюда придет сель...
Тут он замечает меня и растеряно опускает мегафон.
– Ковалев? Как ты...
С ужасом смотрит на мое лицо.
– Вы не думайте, - говорит Катя, - это его не обломками. Это над ним издевались в управлении КГБ.
Главный понуро опускает голову.
– Прости, Сергей Михайлович. Прости меня за все.
– За что?
– Не смог я воду спустить с плотины. Только начал это делать, как навалились представители горкома партии и все... Пригрозили увольнением, что выгонят из партии и даже посадят...
– Я не знаю, что вам сказать. Пусть ваша совесть будет вашим судьей.
– Я так считаю тоже. Идите быстрее, осталось семь минут.
– А вы?
– Мне надо организовать помощь раненым... и тем кто еще жив. Вы то можете дойти, может вам носилки?
– Ничего доковыляем, - говорю я, - носилки нужно другим.
– Прощайте. Мне надо спешить.
Он опять рванулся с мегафоном вперед.
– Катя, что с ним будет?
– Он погибнет здесь, до самого конца помогая людям.
Мы доковыляли до подъема дороги и тут услыхали грозный гул.
– Быстрей, быстрей наверх, - раздались крики среди бежавших.
Люди встрепенулись, кто побежал по дороге, кто ринулись наверх по откосу.
– Ты как?
– спрашивает Катя.
– Сама говорила, будем жить. Значит дотянем.
Подъем трудный и тут
– Обопритесь на меня. Пошли.
Гул все ближе, похоже дрожит не только земля, но и воздух.
Меня дотащили до верха. На вершине плато обессиленный опускаюсь на землю. Она дрожит и мелко вибрирует. Грозный гул идет с севера. Стоящие вокруг меня люди, смотрят туда. Без конца трудятся вертолеты, вытаскивая на плато из города раненых и здоровых. С вершины видно как все еще идут точки и нитки людей к спасительной возвышенности. Кто то говорит сзади нас.
– Предупреждали, что будет в четыре. Я как дура вышла, стою пол часа, ничего. Пошла в дом. Хорошо внук заигрался на улице. Как в пять вдарит. Чудом спаслась, только вот сюда попало, хорошо мазанку отец сделал на соплях, рассыпалась она, это меня и спасло.
– А каково тем, кто жил в центре. Все кто в домах был, всех... Я так не в центре живу, а у меня мама не от землетрясения... Как вал воды обрушился, так и унесло... Не знаю куда.
– Смотрите вон он, ну этот... сель.
– А говорили через тридцать минут будет, а здесь через все сорок...
– И слава богу, что задержался, вон еще сколько людей идет к нам.
Теперь всем видно огромный семи-восьми метровый вал воды, камней и земли срывающийся на город из ущелья. Крики ужаса несутся по толпе. Вал расширился и ровным фронтом пошел на остатки города. Взметнулись вверх руины, пропали в вертящейся каше точки людей. Когда сель прошел, города не было, только густо разбросанные камни, да принесенный песок и земля ровно покрыли долину. Кто то плакал, остальные молчали.
Около меня санитар.
– Дайте вас осмотрю.
– Не надо.
– Пусть посмотрит, - требует Катя, - а то вон какой.
Санитар смазывает мои раны йодом и, слишком открытые, залепляет пластырем.
– Катя, Сережа, вы здесь, - рядом неугомонный Ярцев.
Катя обнимает его и целует в щеку.
– Какой все таки ты...
– Знаю, знаю, хороший. Мне бы еще вот такую как ты, ведьмочку и совсем жизнь бы была прекрасной.
– Она у тебя будет.
– Спасибо, нагадала.
– Все, - санитар встает.
– Там формируют транспорт, идите к нему, раненых отправят в первую очередь.
Среди толпы движется группа людей.
– Товарищи, - слышится знакомый голос, - без паники. Сейчас машины и вертолеты будут вас вывозить в другие районы. Формируются транспорты. Первыми отправят женщин с детьми, стариков и раненых...
Группа подходит к нам и я узнаю зам секретаря по идеологии, рядом куча знакомых людей, тех которые меня в горкоме партии ругали за прогноз.
Я поднимаюсь, цепляясь за Катю и делаю к ним шаг.
– Узнаешь?
Они останавливаются и по их рожам, я вижу что узнали.