Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога)

Кастере Норбер

Наконец последняя пересадка, последний бросок через путаницу дверей и лестниц, и наконец моя последняя станция. Еще несколько шагов, и я выхожу на свет, или по крайней мере на свежий воздух, так как уже наступил вечер. Кидаю взгляд на визитную карточку, чтобы еще раз проверить название улицы и номер дома, где меня ждут, и устремляюсь по указанному адресу. К счастью, в конце концов я добираюсь, не заблудившись, однако сильно устав, так как пришлось большой кусок пройти пешком, а я уже с утра на ногах как одержимый.

Привратница мне объясняет: "Восьмой этаж, дверь направо". Восьмой этаж, черт его побери! Не очень-то я люблю и другого представителя парижской "фауны", носящего название "подъемник".

Мирный вид и кажущаяся простота конструкции не помешали этим машинам сыграть со мной уже не одну гнусную шутку, и я не намерен постоянно служить козлом отпущения, застряв между этажами, и разыгрывать взывающего о помощи потерпевшего кораблекрушение.

Как к пугливой верховой лошади, осторожно подхожу к клетке для этого животного и вижу, что она пуста: птичка вылетела, у нее свои дела! Пустить в ход подъемник нетрудно, я уже достиг этой степени цивилизации, чем втайне горжусь, но вызвать его, обуздать, заставить остановиться у моих ног мне всегда кажется чем-то слишком смелым, почти дерзостью. Я всегда боюсь увлечь вместе с собой какого-нибудь разгневанного пассажира или увидеть, как он с грохотом падает сверху вниз.

Короче, раз подъемника не оказалось (значит, у него есть веские причины быть не на месте), я быстро, чтобы никто не видел, что не умею обращаться с подъемником, начинаю подниматься по лестнице пешком.

На ходу я для верности считаю этажи, но вскоре прихожу в замешательство, не зная, считать или не считать антресоль, и сбиваюсь со счета. Но я утешаю себя, говоря, что я ведь не в Нью-Йорке, а всего лишь в Париже и, дойдя до восьмого или девятого этажа, непременно упрусь в крышу! Рассуждая с самим собой и преодолевая пролет за пролетом, я замечаю, что меня ни разу не обогнал и не попался мне навстречу подъемник. Не найду ли я его насмешливо стоящим на восьмом этаже? А может быть, он находится на ремонте или его совсем убрали? Откуда мне знать?

Уф! Наконец добираюсь до последнего этажа. Звоню — дверь тотчас же открывается, и мой коллега Раймонд Гашэ, президент Парижского спелеоклуба, протягивает мне приветливо руку.

— А почему вы не поднялись в лифте? — спрашивает он.

— Ах, да, подъемник… то есть я… Сейчас объясню…

— Все понятно, — останавливает он меня. — По-видимому, вы его просто не нашли?

— Да, вот именно это я и хотел сказать. Я сразу же понял, что его нет на месте. Давно ли вам приходится обходиться без него?

Взрыв хохота, последовавший за моими словами, привел в полное замешательство того, кто хотел показаться таким уверенным в себе.

— Но он на месте, — объяснил наконец хозяин. — Он совершенно на месте, но, можете утешиться, это случилось не с вами первым, его довольно трудно заметить. Подъемник весь сделан из стекла без обшивки и крыши. Нечто вроде аквариума. Внизу вы прошли мимо, не заметив его.

"Черт бы побрал эти современные подъемники-невидимки!" — подумал я про себя. Но мы уже перешли в гостиную, затем в столовую, и обед прошел очень оживленно. Мы были здесь среди спелеологов, и во время обеда только и было разговоров, что о предполагаемой экспедиции в Хенн-Морт, в которую я до этого уже спускался с несколькими спутниками, несмотря на отсутствие нужного оборудования и на то, что в этой пропасти много полноводнейших ледяных водопадов. В следующей экспедиции Парижский спелеоклуб, имеющий крепкий коллектив спелеологов и прекрасные материальные средства, собирался принять участие и попытаться спуститься как можно ниже в эту страшную пропасть.

Очень холодные и сложные водопады — главное препятствие в предстоящей экспедиции, и они были гвоздем всех разговоров, причем каждый предлагал непромокаемую одежду, более или менее хорошо продуманную, чтобы защититься

от мучительных и опасных душей. Но стрелки часов идут неумолимо, и зал Плейль уже открыл двери для лекции, которую мне предстояло начать читать ровно в двадцать один час.

Я собрался уходить одним из первых вместе с еще тремя товарищами, в том числе одной дамой, действительным членом спелеоклуба. Мы подошли к выходной двери квартиры. Другие гости тоже собрались уходить, не задерживаясь. Мы оказываемся все вместе на лестничной площадке, но знаменитый подъемник, хотя и невидимый, все же не резиновый, и нам придется спускаться в нем по четверо.

Он и в самом деле почти невидим. Бесшумно, почти незаметно, он осторожно подходит, чтобы забрать нас.

Внимательный и любезный хозяин закрывает за нами двери подъемника и перегибается через перила, чтобы пожелать нам приятного вечера. Благодаря отсутствию крыши у подъемника мы можем обмениваться с нашим собеседником улыбками и веселыми замечаниями, и вдруг посреди приятного, тихого и плавного спуска, когда мы в последний раз вспоминаем предмет наших мечтаний — Хенн-Морт, — происходит нечто столь неожиданное, что сначала я думаю, что мне просто показалось, будто я нахожусь под каскадами пиренейской пропасти. Но резкий возглас моей соседки, протесты и громкая ругань моих спутников показывают мне, что я не сплю: сверху на нас льется холодная вода, а наш друг хозяин, встряхивая своей пышной шевелюрой, продолжает кропить нас водой! Мы, пленники аквариума, продолжаем спускаться, а с восьмого этажа доносится голос, а за ним лукавый хохот:

— Потренируйтесь-ка до лета, до спуска в Хенн-Морт! Через полчаса с еще мокрым пристежным воротничком и отворотами куртки я выхожу на эстраду читать лекцию в зале Плейль. На почетных местах в первом ряду, как раз у моих ног, расположилась и хитро на меня поглядывает та самая компания, которая была повинна в моем недавнем душе. Тут я решаю, что могу неплохо отомстить: рядом со мной на столе для лектора стоит графин с водой и стакан, мне стоит лишь протянуть руку.

Увы, я всегда был слишком робким и не посмел сделать этого жеста отмщения.

XXXVI

Исследователь

Может показаться странным, что, после того как я столько говорил о себе, о своих поступках, своей деятельности, приключениях, открытиях и исследованиях, о своих выступлениях и взглядах, я посвящаю себе еще одну главу, на этот раз своим физическим данным. Это может стать навязчивым, даже просто невыносимым.

Я знаю и никогда не забываю, что местоимение "я" надоедливо, и позволяю себе злоупотреблять им только в свете уже процитированного, заимствованного у Стендаля высказывания, написавшего в "Воспоминаниях эгоиста": "Я совершенно убежден, что лишь полнейшая искренность может заставить читателя забыть вечное выпячивание автором своего "я". Главное — мне хочется дать совет и ободрить тех многочисленных юношей, которые пишут мне, спрашивая, какими физическими данными надо непременно обладать, чтобы преуспеть в спелеологии, и какие упражнения помогут стать хорошим спелеологом?

Вероятно, мои юные корреспонденты представляют себе меня гигантом "могучим и грозным, перед которым ничто не может устоять", нечто среднее между подземным Тарзаном и Самсоном, сокрушающим встречающиеся на его пути колонны, или Сизифом, катающим огромные камни! Мне легко в это поверить, так как часто, встречаясь с незнакомыми людьми, я читал в их глазах удивление и разочарование, и не менее часто мне говорили: "Как странно! Я-то думал, вы человек высокого роста и крепкого сложения…" Затем, как правило, фраза повисала в воздухе, но я мог бы ее продолжить, не рискуя ошибиться: "А на самом-то деле вы… такой, как вы есть!"