Моя жизнь с Чаплином
Шрифт:
Мы ушли задолго до того, как бал закончился, поскольку, как сказал Чарли, он увидел слишком много пар, одетых в костюмы Наполеона и Жозефины, и ему это было неприятно.
По дороге домой Чарли сел назад и промолчал всю дорогу. Один раз я упомянула Мэрион Дэвис, а он отрезал: «Полный абсурд, дикость. А теперь помолчи». И остаток пути я молчала.
Глава 12
Мой ребенок толкался с такой силой, что вопрос, кто у меня будет, не возникал. Конечно, мальчик. Доктор был согласен с этим; более того, во время одного из осмотров ему послышался звук двух сердец. Кстати, примерно в то же время школьная система Лос-Анджелеса изменила свое отношение к принудительному образованию
По мере того, как я стала раздаваться, Чарли все чаще избегал меня. Однажды вечером, когда он пригласил на ужин сводного брата Сидни и его жену Минни, я заметила, что Чарли не сидится на месте. Он с искренней нежностью относился к своему брату, который работал у него в студии мастером на все руки, он был при этом его первым управляющим в студии, еще даже до образования Chaplin Film Corporation. Именно Сидни помог Чарли совершить первую сделку на миллион долларов, и это не переставало изумлять Чарли. «Я был поражен, что Сидни знает столько об акциях, облигациях и капиталовложениях, — сказал он мне как-то. — Если бы не он, я никогда бы не заработал настоящих денег».
Сидни был на несколько лет старше Чарли, на полголовы выше и необычайно восприимчив. Он заметил, как Чарли нервничал в тот вечер, и позже, когда мы с ним остались на несколько минут наедине, сказал:
— Будь терпелива с Чарли, ты представить себе не можешь, насколько ему трудно. Он так боится за ребенка.
— Боится?
Он кивнул.
— Мы говорили с ним об этом. Когда его первый ребенок умер трех дней от роду, Чарли пережил страшную депрессию, и я не уверен, что он до сих пор оправился. Он считает, что это его вина, что ребенок родился больным и умер. Теперь, когда должен появиться второй ребенок, он уверен, что все повторится.
— Он говорил вам все это? — спросила я, а Сидни кивнул в ответ. — Почему же он мне не мог сказать?
— Потому что это Чарли. Уверен, тебе нелегко с ним, Лита. Но постарайся проявить максимум понимания. По большому счету Чарли хороший человек. Просто он сам не понимает этого.
Частично напряжение, связанное с «Золотой лихорадкой», уменьшилось, когда большая часть сцен была переснята к удовлетворению Чарли. Он пришел домой к ужину однажды вечером необычно оживленный и объяснил, какой груз наконец свалился с его плеч, когда он вернулся к намеченному графику. Он даже пригласил меня с мамой прийти на съемочную площадку, чего не делал с тех времен, когда мы еще были неженаты. В ту же ночь он дал мне знак, что ждет меня в спальне. Я колебалась, главным образом из-за призрака Мэрион Дэвис, но пошла, и он был необычайно любящим. Теперь я была грузной и громоздкой, но он не упоминал об этом, даже в шутку. Я не испытывала особых ощущений, но притворилась, что они есть, и ему это было приятно.
На студии на следующий день я встретила Джорджию Хейл. Было что-то извращенное в том, чтобы видеть собственную замену, видеть ее в своей раздевалке и на площадке, где до этого была я, видеть, как с ней обходительны сотрудники компании — как еще совсем недавно были со мной. Но она казалась такой приветливой, что я не могла быть нелюбезной с ней. Я была мила, несмотря на мои подозрения — от которых никак не могла отделаться, — что она была дружна с Чарли не только на картине. Мне было стыдно так думать, ведь у меня не было никаких оснований, но после бала в отеле «Амбассадор» мое доверие к Чарли сильно пошатнулась.
Оказалось, что у Джорджии в тот день не было работы. Чарли уже много раз снимал и переснимал эпизоды с Маком Суэйном, но поскольку он считал эти сцены визуальным каркасом фильма, то настаивал на их повторении. Среди них была та знаменитая сцена, где Чарли на грани голодной смерти готовит на обед свой башмак. Несколькими месяцами раньше я наблюдала, как дни напролет он работал над этой сценой, и думала — как и все другие, — что она давно закончена и забыта. Но в тот день ему пришло в голову снимать все сначала.
Добиваясь совершенства,
Все — и особенно Мак — вздохнули с облегчением, когда Чарли объявил: «Ну, вот, на этот раз, надеюсь, получилось». Потом он вспомнил, что на площадке нахожусь я, объявил перерыв и повел меня поздороваться с сотрудниками. Он был даже обходителен с мамой, и, казалось, гордится мной. Чего я не могла понять, так это той легкости, с какой он отключал это чувство гордости; так другой человек выключает свет.
Чтобы скоротать время, я начала с маминой помощью учиться шить. После чудовищных первых проб я сшила несколько платьев, вызвавших у Чарли восторженное одобрение. «Лита, это настоящее искусство! — восклицал он. — Они не хуже тех, что мы могли бы найти в Париже!». Конечно, они вовсе не были такими уж восхитительными, но их несомненным достоинством была дешевизна.
Меня всегда озадачивало отношение Чарли Чаплина к деньгам. Я знала, что его мучительная нищета в детстве, когда он редко знал наверняка, что ему удастся поесть, сильно способствовала его скаредности, доходившей порой до глупости. Помню, как много раз он говорил о том или ином человеке, которого оставила удача: «Вы только посмотрите на него? Было время, когда Голливуд был у его ног. Но он думал, что деньги так и будут течь рекой, и тратил их быстрее, чем они поступали, он не сделал ни одного вложения, не отложил ни пенни. Теперь он ждет подачек. Такого не случится со мной». И все же ничто не может объяснить его непоследовательности. Чарли был непостижим, он мог тратить огромные деньги на щедрые вечеринки, но при этом пользовался теннисным мячом еще долго после того, как тот терял последний ворс и переставал пружинить. Никто не знал, как он собирается распорядиться своим по праву заслуженным состоянием, и меньше всех он сам. Он мог сказать: «Мы идем к Голдвинам на ужин в следующий четверг», или: «Мы приглашены к супругам Де Милль», — не понимая, что хотя я не стремилась шикарно одеваться, но сам факт моего появления раз за разом в одних и тех же платьях отражался и на нем. Я говорила об этом Коно, который обещал довести это до внимания Чарли. И конечно, он не делал этого, но перед очередным мероприятием я доводила это до внимания Чарли сама.
Он велел Коно открыть для меня счет в недорогом универмаге.
Бывало, что Чарли приходил домой поздно ночью и, хотя, вероятно, он был самым неутомимым тружеником в кино, я не могла поверить, что он проводил по шестнадцать-восемнадцать часов на студии день за днем без исключения. Будучи слишком робкой, для того чтобы начать выходить в свет и уличать его во встречах с другой женщиной, я стала проверять его довольно примитивным, но достаточно логичным способом. Я устраивала ему сюрпризы, неожиданно встречая его в его постели. Если он отговаривался тем, что слишком устал для секса, я высказывала предположение, что знаю, отчего он так устал. Если же он радовался моему присутствию и занимался любовью со мной, я говорила себе, что зря подозреваю его.