Моя жизнь с путешественником
Шрифт:
22 июля 1995 года
Это случилось, когда первые желтые листья напомнили мне вдруг о времени. Шел третий год моего пребывания в Москве, а я, словно заплутавший прохожий, бродила по городу с блокнотом и ручкой в надежде встретить то заветное мгновение, что подарит строки стихов для души, откинув прочь измышления ума.
В моем разбухшем дамском портфеле лежали проекты программ, законов и научных статей о конституционном реформировании российского общества, наброски к книге «Власть для человека,
– Народ и Родина – слова одного корня, – добродушно рассудил писатель Владимир Алексеевич Солоухин.
В один из воскресных июльских дней 1995 года у него на даче в Переделкино мы готовили салат из помидоров с цветной капустой, и известный писатель любезно посвящал меня в тонкости приготовления приправы из сметаны с чесноком и зеленью.
– Берешь кусочек сырой цветной капусты, макаешь его в соус и запиваешь водочкой, – учил меня человек, чья большая голова и крупные руки отличались тем особым бледным цветом, что выдает борьбу со стихией болезни. Много лет тому назад он сказал «нет» раковой опухоли, которая зловеще затаилась в нем и теперь исподтишка подленько изнуряла своим присутствием.
Я была предупреждена о том, что лучший подарок для писателя – русская водка, и поэтому не удивлялась тому обстоятельству, что все рекомендуемые рецепты предназначались именно в качестве добавки к содержимому бутылочки, красовавшейся на большом круглом столе рядом с «Антологией русской поэзии» Евгения Евтушенко.
– Я считаю, что лучший строй для России – монархия, – по-отечески наставлял меня Владимир Алексеевич. – Прочитайте мою книгу, там все написано.
На мои дотошные вопросы об исторической заданности современного строя автор «Последней ступени» в этот момент явно не был расположен отвечать.
– Знаешь что, милая! Останься со мной, поживи недельку у меня на даче, и я многое тебе расскажу. Все, что ты хочешь от меня услышать, даже под водочку я за один день не осилю.
Его предложение было щедрым, но что-то помешало мне в тот момент поверить в успех нашего недельного общения. «Не будут нами осилены те вопросы, что как вечность застревают в человеческом сознании», – упрямо думалось мне.
Уходя вечером на железнодорожную станцию, я жалела о том, что так мало говорила с русским писателем о поэзии, не попросила его почитать стихи.
– Приезжайте еще, мы послушаем с вами пластинку с романсами Александра Вертинского, – сказал он мне на прощание.
Его приглашение так и сохранилось в моей памяти. Владимир Алексеевич ждал меня, ибо звонил несколько раз, приглашая зычным окающим голосом в Переделкино послушать великого русского «шансонье». Мои сбивчивые ссылки на занятость накаляли телефонную трубку стыдом, но даже талантливый русский писатель энциклопедического ума с душой поэта не мог в тот момент перестроить мое сознание, наполненное лишь одной идеей – как обустроить власть для народа. Я все сильнее вовлекалась в большую политику, и мой поезд начинал брать опасный разгон. Кто знает, что случилось бы
Он сказал мне:
– Ирочка, в этом мире ничего нельзя изменить. Человек пришел на эту землю, чтобы искупить свои грехи, исправить самого себя, а не окружающий его мир. Если бы это человек понял, то не нужно было бы ломать голову, как побороть все пороки, что рождает наша грешная жизнь на земле.
Сказанное было как гром среди ясного неба. Почувствовав мое смятение, он добавил:
– Ты женщина. Ты человек. Тебе предназначено любить, вот и люби.
– Но справлюсь ли я с этим одна?
– Я помогу тебе. Для этого мы с тобой и встретились.
Прохожие обращали внимание на двух бородатых мужчин, увлеченных беседой и не замечающих унылое движение людей в мрачном подземелье московского метро. Когда они вышли на свет и склонивший голову бронзовый Пушкин заставил их на минуту сбавить скорость, один из путников спросил другого:
– А куда мы идем, Демьян?
– Я же тебе говорил, Федор! К Анатолию Дмитриевичу Заболоцкому – другу Шукшина.
– Ну ты даешь, Демьян! Я не успеваю с подготовкой экспедиции, у меня нет ни минуты свободного времени, а мы с тобой просто так идем в гости.
В этот день мы договорились с актрисой Валентиной Малявиной, по воле судьбы ставшей мне одной из близких подруг, пойти после обеда в гости к Анатолию Дмитриевичу Заболоцкому – другу и оператору-постановщику фильмов Василия Макаровича Шукшина «Калина красная», «Печки-лавочки».
Его квартира с высокими потолками дома дохрущевской эпохи напоминала музей. Древние иконы, картины, старинная мебель и редкие книги – все разом обрушилось на меня как живая история.
– После смерти Шукшина я так и не нашел режиссера-единомышленника. Тогда и решил заняться фотосъемками, – с грустью рассказывал о себе известный оператор.
Я рассматривала книгу Анатолия Дмитриевича «Лик Православия» – первое в России издание работ фотохудожника о русских православных храмах.
– Между прочим, сегодня один из редчайших, подлинно русских художников Демьян Утенков придет ко мне с уникальным путешественником Федором Конюховым. Вот у каких людей вы должны взять интервью для книги, – обратился ко мне Заболоцкий.
– Как – Федор Конюхов? Сегодня здесь, у тебя, будет Федор Конюхов?! – Сидящую рядом Валю Малявину эта новость сильно взволновала. – Я за ним слежу уже много лет. Это потрясающий человек. Когда я впервые увидела его на экране телевизора, то просто остолбенела от одного только его лица!
Валя очень сожалела, что не может остаться. Ей нужно было ехать к друзьям на дачу, она обещала. Я тоже засобиралась. Мне не хотелось мешать встрече.
– Останьтесь, Ира. Сам Бог посылает вам Федора Конюхова. Обязательно послушайте его для своей книги. – Анатолию Дмитриевичу явно хотелось разделить еще с кем-то радость знакомства с этим человеком.
Я осталась. В ожидании гостей мы поразглядывали иллюстрации офортов Демьяна Утенкова на настенном календаре. Такие тончайшие по рисунку и сложнейшие по узору линий работы я видела впервые.