Моя жизнь. Мои современники
Шрифт:
Слащев, весь какой-то грязный, помятый и немытый, привстал с дивана, поздоровался со мной и задвинул плотно дверь в коридор.
— Я прошу вас быть со мной совершенно откровенным, — начал он, когда мы уселись друг против друга на диванах, выметая из-под себя ореховую скорлупу. — Ваша откровенность не будет иметь никаких плохих последствий и все, сказанное вами, останется между нами.
Он говорил со мной тоном милостивого монарха, подбодряющего ошеломленного его величием подданного. Эта мысль невольно заставила меня улыбнуться.
— Что
Увидав перед собой вместо робкого подданного добродушного дядюшку, Слащев сразу перешел на более простой разговорный тон и спросил:
— Скажите, пожалуйста, что это за разговоры происходят у вас в Думе? В чем дело?
Я рассказал ему содержание моего доклада и стал объяснять причины, побудившие меня с ним выступить.
Слащев, старавшийся вначале слушать меня внимательно, под конец заскучал и видимо был рад, когда я кончил свою лекцию.
— Значит, это у вас не сепаратизм?
— Нет.
— Ну хорошо, я удовлетворен. А скажите, я слышал, что у вас решили какой-то совдеп устроить. Верно это?
Я рассказал о постановлении губернского избирательного съезда.
— Ну, как же вы считаете, нужно мне узаконить существование этого учреждения?
— Избави Бог.
— Значит, разогнать.
— И этого не нужно. Учреждение это мертворожденное и умрет собственной смертью. Если вы его будете разгонять, то только заведете у себя смуту в тылу, ненужную и вредную.
— Хорошо, будь по-вашему.
Слащев задумался и вдруг, весело подмигнув мне, спросил:
— А что бы вы сказали, если бы я приехал к вам на заседание этого совдепа?
— Что же, отлично, приезжайте, и вы убедитесь сами, что я вам дал хороший совет.
Затем мы условились, что я переговорю с членами комитета (кажется, это учреждение назвало себя комитетом), и если они не будут возражать против присутствия Слащева на ближайшем заседании, то извещу его телеграммой.
Прощались мы приятелями.
Провожая меня к выходу, он весело обратился ко мне:
— А знаете, я везу с собой шесть большевичков.
— Каких большевиков?
— А видите ли, в Севастополе сейчас неспокойно. Идет сильная агитация и подготовляется забастовка. Вы понимаете, что положение на фронте очень серьезно и малейшие волнения в тылу могут погубить все дело обороны Крыма. Вот я и решил арестовать главных севастопольских смутьянов, которых мне там указали. Теперь я их везу с собой на фронт.
— Зачем вы их везете?
Слащев засмеялся и, почуяв в моем вопросе тревогу, ответил:
— Вы думаете, что я их расстреляю? Вот и ошибаетесь. Я просто велю их вывести за линию наших позиций и там отпущу на все четыре стороны. Если они находят, что большевики лучше нас, пусть себе у них и живут, а нас освободят от своего присутствия.
Я
Понятно, что тревога моя от таких успокоений не рассеялась.
— Кто же эти шесть человек, которых вы везете?
Слащев мне назвал шесть имен, из которых два мне были хорошо известны. Это были лидеры местных меньшевиков: один — мой давнишний приятель В. А. Могилевский, бывший севастопольский городской голова, другой — член городской управы Пивоваров.
Стараясь не показать волнения, которое я испытал, узнав о страшной опасности, грозившей им, я спросил Слащева, видел ли он тех людей, которых он везет в своем поезде, и, получив отрицательный ответ, сказал:
— Позвольте вам дать совет. Пригласите к себе Могилевского и поговорите с ним. Я нисколько не сомневаюсь, что вы тогда поймете, в какое вас ввели заблуждение. Вы арестовали не большевиков, а меньшевиков. Я резко расхожусь с ними в своих политических взглядах, но могу вас уверить, что в данный момент, когда они в рабочей среде ведут борьбу с большевиками, они полезны для вашего дела — защиты Крыма. И вот вы, желая предотвратить забастовку в Севастополе, арестовали самых популярных среди рабочих людей, активно против этой забастовки выступавших. Этот арест будет лишним козырем в руках большевиков, и забастовка вспыхнет неминуемо.
Мои доводы по-видимому подействовали на Слащева, но он сразу не хотел сдаться и, быстро найдя компромиссный выход, заявил мне своим решительным тоном:
— Хорошо, я соглашусь их условно освободить, но лишь в том случае, если получу от профессиональных союзов гарантию, что забастовки не будет. Если же она вспыхнет, то за нее в первую голову ответят эти шесть господ.
Застав еще заседание Думы, я рассказал о случившемся гласному Гаврилову, состоявшему председателем бюро профессиональных союзов Симферополя, и убедил его сейчас же ехать на вокзал и дать Слащеву требуемую гарантию. Гаврилов колебался, резонно доказывая мне, что, стоя во главе симферопольских союзов, не может ручаться за севастопольских рабочих. Однако я его убедил, что когда вопрос идет о человеческой жизни, нельзя колебаться и нужно подписать любое, хотя бы самое бессмысленное поручительство.
Так Гаврилов и поступил, и Слащев проследовал на фронт, отпустив предварительно всех шестерых арестантов.
Вскоре после моего свидания со Слащевым, бюро комитета, образовавшегося на губернском избирательном съезде, решило устроить первое пленарное заседание. Во все города Крыма были разосланы приглашения. Однако никто не приехал, так как у комитета не было средств на разъездные и суточные, а на свой счет приезжать никому не было охоты. Таким образом, в заседание явилось лишь человек 15 его симферопольских членов.