Моя жизнь
Шрифт:
Он снова и снова старался встать. Наконец Габриель подошел к нему и помог подняться. Шоу был просто взбешен. Когда мы подошли к автомобилю, он спросил:
— Вы приедете повидаться со мной?
— С большим удовольствием. На следующей неделе прибывает мой муж, и мне бы хотелось представить его вам. Мы могли бы приехать к вам на уикенд.
Он посмотрел на меня своими маленькими, искрящимися юмором и задором глазками и сказал:
— Меня нисколько не интересует встреча с вашим мужем. Я хочу увидеться с вами.
И в его глазах было столько юмора, лукавства и желания снова увидеть эту женщину. Ему было 92! Мне так жаль, что я больше никогда его не видела.
Идея Капы о поездке в Россию с Джоном Стейнбеком возникла вновь. И как раз тогда же
«Я знаю, что такое «венгерское влияние», и всегда буду благодарна ему за это. Не знаю, в чем дело, но чувствую: многое во мне изменилось. Я должна смотреть будущему прямо в глаза. Надеюсь, все будет хорошо, хотя находятся и такие, которые предсказывают худшее. Но он знает, что мы заканчиваем нашу главу. Плохо то, что у него много других неприятностей. Но трудно выбрать подходящее время. Мы пьем нашу последнюю бутылку шампанского. Я отрываю от себя дорогой мне кусок жизни, но мы постараемся, чтобы оба пациента не пострадали при этом и жили счастливо дальше.... Что за пасха.... К счастью, она бывает только раз в год. С огромной любовью к тебе, мой лучший друг».
Капа и Ингрид остались большими друзьями. Время от времени он вторгался в ее жизнь. Но отношения были уже другого рода.. Так продолжалось до мучительной финальной трагедии.
В конце августа 1948 года Ингрид писала Рут:
«Мы с Петером были на уикенде в Париже, праздновали мой день рождения. Время провели прекрасно. Два дня подряд ложились спать в пять утра.
Фильм «Под знаком Козерога» наполовину закончен. На днях я взорвалась. Камера должна была следовать за мной целых одиннадцать минут. Это означало, что нам пришлось репетировать весь день среди декораций и мебели, падавших вслед проезжающей камере. Все это, конечно, не могло делаться достаточно быстро. Конечно, я все высказала Хичу: и как я ненавижу его новую технику, и сколько мучений и переживаний приходится мне испытывать на съемках. Два моих главных партнера Майкл Уайлдинг и Джо Коттен, присутствовавшие тут же, не произнесли ни слова, но я знаю, что они согласны со мной. Я наговорила за всю группу. Малыш Хич повернулся и ушел. Не сказав ни слова. Просто ушел домой. Ох, моя дорогая...»
Месяцем позже, в следующем письме Рут, Ингрид уже была готова найти что-то хорошее в новом методе Хичкока:
«Картина почти готова. Некоторые из этих проклятых длинных сцен получились очень хорошо. В одной сцене я говорила все десять с половиной минут. Камера ни на секунду не оставляла меня, и вышло все это прекрасно. Должна сказать, что так работать гораздо лучше, чем ждать потом всяких вырезок или сокращений.
Я еще раз услышала от мистера Росселлини, что его будущий фильм получил название «Terra di Dio» — «Божья земля». [О названии «Стромболи» тогда еше никто не думал. Фильм окрестили «Стромболи» после грандиозного скандала. — Прим. А. Б.] Я ответила.
что считаю идею картины очень интересной, но где же сценарий? Как долго продлятся съемки? На каком языке придется мне играть? Конечно же, нам было бы гораздо лучше встретиться и обо всем переговорить. Роберто сообщил, что собирается ехать для съемок в Амальфи, но прежде хочет приехать в Париж,- где мы могли бы встретиться в удобное для меня время в отеле «Георг V». Я отправила телеграмму в его отель в Амальфи, предложив дату, когда мы с мужем сможем приехать в Париж, чтобы встретиться с ним».
23 сентября она писала Рут:
«...после уикенда увижусь с Роберто Росселлини. Жду этого с нетерпением».
Конечно, посылая в Амальфи телеграмму Роберто Росселлини, я совершенно не представляла, что следствием ее станет нечто вроде семейного скандала. Я не знала, что с ним была Анна Маньяни, а она почти ничего не слышала обо мне. По причинам, которые теперь мне понятны, многие вещи он держал в секрете. Но она «была женщиной, и она почувствовала в воздухе какие-то колебания.
Роберто Росселлини выехал из Рима с Анной Маньяни. По прибытии в Амальфи
— Синьор Росселлини, вы сказали, что, если на Ваше имя придет телеграмма из Англии, я должен вручить ее вам лично. Вот, пожалуйста.
— Ah, grazie [13] , — пробормотал Роберто с видом полнейшего безразличия и, не взглянув на бумажку, положил ее в карман.
Вспыхнувшие темным огнем глаза Анны отметили происшедшую сделку, но она продолжала перемешивать горку спагетти с маслом, перцем, солью и густым томатным соусом. Рим — город, где сплетни распространяются со скоростью света. И чуть слышное жужжание по поводу союза Роберто с этой новой шведской актрисой по имени Ингрид Бергман уже достигло маленьких изящных ушей Анны Маньяни.
13
Ах, спасибо (итал.).
— Ну, — произнесла она ласково, подливая ложкой соус из большой миски. — Все в порядке? А, Роберто?
Роберто сидел с отсутствующим взором, что, впрочем, не могло провести Анну.
— Ah, si, si, grazie. [14]
— Прекрасно. Тогда получи вот это.
Обеими руками Анна взяла большое блюдо и швырнула гору спагетти в лицо Роберто.
Думаю, этот момент можно считать началом наших отношений. Я многого не знала об Анне Маньяни. Мне было известно только, что она играла главную роль в «Открытом городе» и была в ней великолепна. Догадываюсь, что после того инцидента между ними произошла жестокая схватка, но боролись друг с другом они постоянно. Это составляло неотъемлемую часть их совместного существования. Однако в то время я практически ничего не знала ни о нем, ни о ней. Я не знала, женат ли он. Я думала о нем как о великом режиссере, с которым я хочу работать. С такими честными намерениями я и приехала на нашу первую встречу.
14
Да, да, спасибо (итал.).
Мы с Петером прилетели в Париж на встречу в отеле «Георг V». Роберто пришел с двумя мужчинами. Один из них был переводчиком, а другой имел какое-то отношение к финансам. Нас представили друг другу. Петер что-то сказал мне, но я его не слышала: я не могла оторваться от этих темных глаз, глаз Роберто.
Он был лет на десять старше меня. Очень застенчив и совсем не похож на «человека кино», в том плане, к которому я привыкла. Наши вопросы и ответы тоже отличались от обычного голливудского диалога.
Я, например, спросила:
— Сколько времени продлятся съемки? Сколько недель?
На лице Роберто появилось выражение крайнего изумления.
— Недель? Ну, наверное, четыре-пятъ.
— Вы думаете, это реально? Каждый голливудский фильм делается три месяца. То есть это тот минимум, который значится в контракте. Но потом контракт в случае необходимости пролонгируется еще на десять дней.
Слегка расстроенный, он ответил:
— Ну хорошо, если вы хотите, я попробую продлить съемки и сделать их как можно длиннее. Правда, я не знаю, как это делается, но постараюсь.