Моя жизнь

Дегтярев Василий Алексеевич

— Гля, едет, едет! — громко закричали мальчишки и бросились вдогонку.

Велосипед лязгал, грохотал, скрипел, стучал железными колесами. Из дворов выскакивали собаки, заливаясь отчаянным лаем.

Выходили взрослые люди, посмеивались.

— Ишь, едет-то, что черепаха, а грохочет, как паровоз.

А от мальчишек не было отбою, каждому хотелось «проехаться».

Велосипед завоевал всеобщее признание, но за медлительность был тут же метко прозван «тихоходом».

Эта кличка мне казалась обидной, даже оскорбительной, и, посоветовавшись с отцом, я стал доделывать свою машину.

С

помощью отца мне удалось отладить передачу, которая раньше заедала. Я стал ездить довольно быстро, и велосипед еще крепче полюбился уличным ребятишкам. Однако прозвище «тихоход», к моему великому огорчению, так и осталось за ним.

Слава о «тихоходе» разлетелась по всему городу. К нам на Нижнемиллионную посмотреть на него и покататься приходили подростки с противоположных окраин города.

Создание «тихохода» было моей первой самостоятельной работой. Она доставила мне большую радость, и укрепила уверенность, что в дальнейшем я сумею сделать что-нибудь более интересное.

Весть о моем «тихоходе» проникла и на завод. Взрослые рабочие стали оказывать мне больше внимания. Но на администрацию это не произвело ни малейшего впечатления, и я по-прежнему выполнял однообразную, ничего не дающую мне работу на «шарманке».

Первое изобретение

 Отец заметно слабел. Изнурительная многочасовая работа свела его в могилу еще сравнительно молодым. На меня, семнадцатилетнего юношу, обрушилась вся тяжесть содержания большой, удрученной горем семьи.

К тому времени я был уже опытным рабочим, но с этим мало считались на заводе.

Раз семнадцать лет — получай заработок ученика. А этого заработка нашей семье едва ли могло хватить на неделю.

В. А. Дегтярев (сидит) (1900 г.)

Мать, обремененная маленькими детьми, работать не могла. Чтоб не дать умереть с голоду братьям и сестрам, я стал по вечерам работать на отцовском токарном станке, выполняя частные заказы.

Мои вечерние приработки были большим подспорьем в нашей жизни. Но работать дома после десяти — двенадцатичасового труда на заводе было нелегко, особенно на таком кустарном станке. Приходилось одновременно вращать станок, точнее вал станка, и обтачивать деталь. Я серьезно задумался над тем, как бы облегчить работу. На заводе станки приводились в движение трансмиссиями или цепными передачами, соединенными с валом двигателя. Электричества в то время не было.

Мне захотелось придумать двигатель к своему станку. Еще в детстве я не раз присматривался к ветряным мельницам. Они казались простыми и очень умно придуманными сооружениями, потому что приводились в движение бесплатной энергией — силой ветра.

Желание самому сделать небольшой ветровой двигатель не давало мне покоя.

Дождавшись воскресенья,

я отправился за город, туда, где на буграх стояло несколько ветряных мельниц.

Подойдя к одной из них (а как раз было тихо и мельница не работала), я внимательно осмотрел устройство ее крыльев и зарисовал их. По этому чертежу мне удалось сделать небольшие крылья и укрепить их на прочном стальном валу.

Вал я поместил в медную втулку, а на конце его укрепил принесенную с завода конусную шестеренку. Другую шестеренку укрепил на длинном железном стержне, который упрятал в водопроводную трубу, пропустив ее сквозь крышу и потолок и соединив шестеренками с осью станка. Крылья или ветряки были прочно укреплены на крыше, а для регулирования ими сквозь крышу и потолок была пропущена проволока с петлей на конце.

Все рабочие поверхности своего механизма я тщательно смазал и стал ждать ветра.

Ветви черемухи подали мне знак о появлении ветра, и я потянул за проволочную петлю. К моей неописуемой радости ветряк пришел в действие, и вал станка завертелся.

Я вставил деталь и принялся ее обтачивать. Работа пошла как нельзя лучше. За то же время я стал обтачивать почти вдвое больше деталей. Это была уже серьезная победа, убедившая меня в практической ценности моего изобретения.

Но чем больше я работал на станке с помощью ветряка, тем больше находил в нем недостатков. При сильном ветре станок вращался очень быстро, при слабом, наоборот, крайне медленно. И то и другое не годилось. Я сконструировал регулятор скорости. Станок стал работать ритмично.

Однажды я пригласил к себе старого мастера завода и показал ему свое изобретение.

Мастер был человек неторопливый и не щедрый на похвалу. Он долго осматривал станок, пробовал на нем точить, выходил во двор смотреть ветряк. Потом сказал:

— Ловко придумал, молодец! Надо бы тебе, парень, учиться.

Я и сам знал, что мне надо учиться, но средств для этого не было.

— Может, вы меня оружейному подучите? — спросил я мастера.

— Можно! — сказал он и, осмотрев еще раз мое сооружение, ушел.

Через некоторое время на заводе мне стали поручать более сложные и ответственные работы, в частности сборку затвора и магазина.

Я хорошо узнал и изучил винтовку Мосина и, пожалуй, смог бы каждую ее деталь выточить самостоятельно.

Прошло еще несколько лет, и меня стали считать оружейным мастером.

Теперь я чувствовал себя тверже, да и опыт кое-какой поднакопился. И все же применить свои способности на заводе не было никакой возможности.

Я не раз пытался сделать кое-какие усовершенствования к станкам, но мои предложения натыкались на непреодолимые преграды.

Инженеры просто не хотели разговаривать со мной, даже возмущались. Один из них, немец, заявил так: «Я инженер, а ты есть слесарь, это надо понять — и больше меня не беспокоить».

Мастер же объяснял это проще:

— Пойми, Василий, всякое приспособление требует затрат. А казне выгодней тебе заплатить грош, чем на приспособление истратить целковый.

— Так ведь потом же все окупится! — возражал я.

— Это еще бабушка на-двое сказала. А зачем им гадать да рисковать, когда дело и так идет!