Моя жизнь
Шрифт:
Миновав будочника и пройдя шагов двести двором, мы вошли в длинное прокопченное помещение, уставленное какими-то машинами и наполненное грохотом, скрежетом, лязгом.
Отец, ободряюще взяв меня за плечо, начал что-то показывать и объяснять. Но до моего слуха долетали лишь обрывки его слов и я, испуганно озираясь, неуверенно ступал вперед.
Мы дошли до середины помещения и встретили какого-то человека в картузе, в темном пиджаке и с цепочкой во весь жилет.
— Поклонись! — прокричал мне в ухо отец. — Это мастер Василий Иванович Зубов.
Оглушенный
Мы вошли за тесовую перегородку, где было немного тише.
— Ну что, тезка, работать к нам? — дружелюбно спросил Зубов.
— Да-а, — ответил я тихо.
Мастер осмотрел мою щуплую фигурку и неодобрительно покачал головой.
— Сколько?
— Сколько положите.
— Лет сколько — спрашиваю.
— Одиннадцать!
— А не врешь?
— Верно, — подтвердил отец, — а ростом мал, так ничего, догонит.
— Ладно уж, что делать. Оставлю.
Отец облегченно вздохнул.
— Василий Иванович, очень прошу, присмотри за ним первое-то время, боюсь, под машину не попал бы…
— Ничего, все обойдется. Иди и не думай.
Отец нагнулся ко мне.
— Ты не бойся, Василек, учись, слушайся, я буду к тебе заходить.
— Ладно, батя, — машинально ответил я и уставился на мастера.
— Ну, ты, малый, посиди тут немного, я скоро приду, — сказал он и вышел, пропустив вперед отца.
Я сел на черную, пропитанную маслом и железом табуретку и, прислушавшись к шуму завода, подумал:
«Вот и кончилось мое детство. Не сладкое оно было, а все же детство. Теперь новая жизнь начинается. Какова-то она будет?»
Шарманка
Я спрыгнул с табуретки и увидел перед собой усатого мастера.
Мы вышли из каморки и пошли по грязному, заваленному железными стружками проходу между станками.
— Вот машина, на которой ты будешь работать, — указал мастер.
Я осмотрел установленный на чугунные бабки узкий железный ящик с большим рычагом и спросил:
— А как же на ней работать?
— Вот гляди! — мастер огромной пятерней взял с деревянного, почерневшего от времени столика горсть каких-то пружин и аккуратно уложил их в ящик. Потом закрепил крышку ящика и, надавив книзу рычаг, накинул на него железный крюк.
— Вот этак крепи, — пояснил мастер, — потом ослабишь рычаг и достанешь пружины. Целые клади вот сюда, в ящик, а ломаные вали на пол. Это машина для испытания винтовочных пружин, а прозывается она попросту — «шарманка».
Заставив меня раза два проделать показанную операцию, мастер ушел, приказав до гудка от «шарманки» не отходить и работать исправно.
«Шарманка» показалась мне механизмом очень несложным и работа —
— Что, измучился? — спросил отец, встретив меня на крыльце.
— Спину ломит, да руки натер о железяку.
— Это ничего, — ободряюще сказал отец, — понемногу втянешься, и все пойдет, как надо. Дед-то твой целый день молотом махал и то не жаловался.
— И я не жалуюсь, просто так, к слову сказал.
— Ну-ну, ладно! — примиряюще похлопал отец по моему плечу. — Пойдем-ка лучше отдыхать, завтра ведь чуть свет на работу.
Поужинав и выпив чаю, мы улеглись спать. Но мне не спалось: нахлынули воспоминания о дне, проведенном на заводе.
— Ты что не спишь, Василек? — спросил отец.
— Все думаю о работе.
— Чего же думать-то, работа твоя несложная и, пожалуй, самая легкая.
— Пустяшная какая-то. Может, мне другую попросить?
Отец приподнялся на кровати и внимательно посмотрел на меня.
— Кто это тебе сказал, что испытание пружин пустяшная работа? Кто, спрашиваю?
Я молчал.
— Это мог сказать, — с возмущением продолжал отец, — только тот, кто ничего не смыслит в оружейном деле. Пойми, что ты испытываешь пружины, а пружина есть сердце всего механизма. Плохая пружина — и ружье никуда не годится. Сломалась пружина — и выброси его. А каково это, если бой идет? Подвела пружина, и погиб человек. Вот что значит твоя работа. От нее зависит самое главное — боеспособность оружия. Понял ли?
— Понял, батя, очень хорошо понял!
— То — то же! Твоя работа особенно важна теперь, потому что завод начал делать новую винтовку.
Потом я узнал, что в 1891 году, то-есть в год моего поступления на работу, тульский оружейный завод начал изготовлять первую магазинную винтовку, сконструированную русским инженером, капитаном С. И. Мосиным, превосходившую новейшие западноевропейские системы.
До этого завод производил винтовки системы Бердана. Русские мастера немало поработали над ее улучшением и усовершенствованием. Они добились того, что русские образцы Бердана превосходили американские, и все же винтовка была далеко не совершенной. Она часто ломалась и отказывала в стрельбе при малейшем засорении.
Однако чиновники из военного ведомства, получавшие под видом «подарков» крупные взятки от иностранных предпринимателей, усиленно протаскивали в производство на русские заводы образцы иностранного вооружения. Изобретения же русских конструкторов не могли найти применения.
Так было похоронено Изобретение тульского оружейника Двоеглазова, еще в 1887 году сконструировавшего автоматическую винтовку.
Мосин, которого в те годы мне доводилось не раз видеть на заводе, тоже с немалым трудом продвигал в производство свою винтовку. Он долгое время добивался в военном ведомстве устройства конкурса на лучшую магазинную винтовку. Конкурс состоялся в 1890 году. На нем конкурировали две винтовки: русская трехлинейная капитана Мосина и бельгийская конструкции Нагана.