Моя жизнь
Шрифт:
начинало казаться, что в моем желудке блеет живая коза, и я вскакивал, мучимый угрызениями совести. Но тут я вспоминал, что есть мясо мне
повелевает долг, и тогда становилось легче.
Мой друг был не из тех, кто быстро сдается. Он стал приготовлять
изысканные мясные блюда в приятной сервировке.
Мы ели их уже не в укромном местечке на берегу реки, а в ресторане
правительственного здания, где стояли столы и стулья. Мой приятель сумел
здесь договориться с главным
Эта приманка сделала свое дело. Я поддался соблазну, поборол свое
отвращение к хлебу, справился с жалостью к козам и пристрастился, если не к
самому мясу, то, во всяком случае, к мясным блюдам. Так продолжалось около
года. Но пиршеств этих в общей сложности было не более шести, так как в
правительственное здание пускали не каждый день, и, кроме того, было просто
затруднительно часто заказывать дорогие мясные блюда. У меня не было денег, чтобы платить за "реформу". Моему другу постоянно приходилось изыскивать для
этого средства. Я не знаю, где он их брал. Но он их доставал, так как твердо
решил приучить меня к мясу. Однако, видимо, и его возможности были
ограничены, поэтому пиршества устраивались через большие промежутки времени.
В те дни, когда я принимал участие в этих тайных пиршествах, я не обедал
дома. Мать звала меня и хотела знать причину моего отказа. Я обычно отвечал
ей: "У меня сегодня нет аппетита, что-то неладно с желудком". Придумывая
отговорки, я испытывал угрызения совести, так как сознавал, что лгу и притом
лгу матери. Я знал также, что если мать с отцом узнают о том, что я ем мясо, они будут глубоко потрясены. Мысль об этом терзала мое сердце.
Поэтому я сказал себе: "Хотя есть мясо, конечно, нужно и провести в нашей
стране реформу питания необходимо, все же лгать отцу и матери еще хуже, чем
есть мясо. Следовательно, пока живы родители, надо от мяса отказаться. Когда
их не станет и я буду свободным, я буду открыто есть мясо, а пока
воздержусь".
О своем решении я сообщил другу и с тех пор ни разу не прикоснулся к мясу.
Мои родители так и не узнали, что два их сына ели мясо.
Я отказался от мяса, руководствуясь лишь чистым побуждением не лгать
родителям. Но с другом я не порвал. Мое стремление исправить его оказалось
для меня гибельным, но я этого совершенно не замечал.
Дружба с ним однажды чуть не довела меня до измены жене. Я спасся чудом.
Друг повел меня в публичный дом. Он дал мне необходимые разъяснения. Все
было предусмотрено, даже счет был оплачен. Я направился прямо в объятия
греха, но бог в своей безграничной милости спас меня от меня самого. Я
внезапно оглох и ослеп в этом прибежище порока. Я сел около женщины на ее
постель
оскорблениями, она указала на дверь. Тогда я почувствовал, что мое мужское
достоинство унижено, и готов был провалиться сквозь землю от стыда. Но
впоследствии я не переставал благодарить бога за то, что он спас меня. У
меня было в жизни еще четыре подобных злоключения, и каждый раз меня спасала
моя счастливая судьба, а не какое-либо усилие с моей стороны. С чисто
этической точки зрения эти случаи необходимо рассматривать как моральное
падение. Налицо было плотское желание, а это равносильно действию. Но с
точки зрения обычной морали человек, физически устранившийся от греха, считается спасенным. И я был спасен именно в этом смысле. В некоторых
случаях человеку удается избежать греха в силу счастливой случайности. Как
только человек вновь обретает способность истинного познания, он благодарит
божественное милосердие за то, что ему удалось избежать грехопадения. Как
известно, человек часто подвергается искушению, как бы он ни старался
противостоять ему. Мы знаем также, что очень часто провидение вмешивается и
спасает его вопреки его желанию. Как все это происходит, в какой степени
человек свободен и в какой степени он жертва стечения обстоятельств, в каких
пределах имеет место свободное волеизъявление и когда на сцене появляется
судьба - все это тайна и останется тайной.
Однако продолжим наше повествование. Но и это не открыло мне глаза на
порочность моего друга. Мне пришлось пережить еще более горькие
разочарования, пока, наконец, мои глаза по-настоящему раскрылись, ибо я
наглядно убедился в некоторых его недостатках, о которых даже и не
подозревал. О них я расскажу дальше, так как наше повествование ведется в
хронологическом порядке.
Должен отметить еще один факт, относящийся к тому же периоду. Безусловно, одной из причин моих разногласий с женой была дружба с этим человеком. Я был
верным и в то же время ревнивым мужем. Друг же всячески раздувал пламя моей
подозрительности по отношению к жене. Я не сомневался в его искренности, и я
никогда не прощу себе страданий, которые я причинял жене, действуя по его
наущению. Вероятно, только жена индуса может вынести такие испытания.
Поэтому я привык смотреть на женщину как на воплощение терпения.
Несправедливо заподозренный слуга может бросить работу, сын при подобных
обстоятельствах может покинуть дом отца, друг - порвать дружбу. Жена же, если она и заподозрит мужа, будет молчать, но если он заподозрит ее, - она