Моя жизнь
Шрифт:
Чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом видел. Мне предстояло играть в футбол в южной стране, в серьёзном соперничестве с клубами вроде «Реала», в составе которого блистали такие великие игроки, как Ференц Пушкаш и герой моего детства Альфредо Ди Стефано. В итоге мне было легко согласиться на переход. В то время Испанией правил генерал Франко, так что меня, разумеется, стали критиковать за решение играть в футбол в диктаторской стране. Когда стало ясно, что я покидаю «Аякс», меня забросали самыми разнообразными проклятиями и прочей мерзостью подобного рода. Но хуже всего для меня было то, что «Аякс» дал моей матери, которая всегда делала для клуба только хорошее, самое
2 декабря 1968-го я женился на Данни. От жизни, в которой я привык думать только о себе и футболе, я внезапно отошёл и начал делиться тем, что её наполняло, с другими, начал активнее погружаться в жизни окружающих меня людей. В моём случае моя новообретённая ответственность семьянина перетекла и в футбол. Почти моментально я стал больше думать о правах других игроков, а не только о своих собственных. Начал активнее интересоваться такими вещами, как, например, система бонусных выплат.
Скорость перемен меня не удивляла; я никогда не был человеком, привыкшим откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Когда обстоятельства менялись, я быстро адаптировался к переменам и доводил всё до конца. Дома Данни оказывала мне большую поддержку, помогая в этом. И чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к выводу, что формирование моей семьи сыграло значительную роль в возникновении и развитии Тотального футбола. Такой стиль игры могли проповедовать только футболисты, привыкшие играть не только за себя, но и за остальных членов команды. Десять игроков должны постоянно быть готовыми к тому, что сделает игрок с мячом, и предчувствовать то, что произойдёт дальше.
Именно это происходит в семье, особенно если в ней есть дети. Разумеется, всё, что делает один член семьи, отражается и на остальных её членах, и мой жизненный опыт как мужа и отца оказался полезным, когда настало время покидать «Аякс». Шанталь родилась в 1970 году, а Сусила двумя годами позже, так что, когда случился мой переход в «Барселону» в 1973-м, я был как раз занят своим «домашним образованием» и потому был хорошо подготовлен к той сумятице, которой сопровождался мой трансфер. Переполох начался, как только мы приземлились в аэропорту Барселоны. Столько людей, такой энтузиазм! С одной стороны, я был напуган, с другой – подобная картина была невероятно вдохновляющей. После периода негатива в «Аяксе» я наконец вновь мог впитывать положительную энергию.
Мне также вручили приятный маленький подарок от Королевской футбольной ассоциации Нидерландов, KNVB, главного футбольного органа Нидерландов. В Голландии трансферное окно закрывалось в июле, тогда как в Испании оно оставалось открытым до конца августа. Так что KNVB отказалась выдать мне разрешение, и мне пришлось прождать два месяца, прежде чем «Барселона» смогла задействовать меня в официальных матчах. А посему было принято решение организовать товарищеские матчи, чтобы у болельщиков была хотя бы возможность увидеть меня в деле. Матчи имели громадный успех. Каждая игра собирала аншлаги, и всего за три игры клубу удалось отбить деньги, потраченные на мой трансфер.
Разумеется, KNVB была недовольна фактом организации товарищеских матчей, но в ответ я пригрозил им уходом из национальной сборной. Приближался чемпионат мира в Германии, решающий матч квалификации против Бельгии был назначен на ноябрь, а до него сборная должна была провести ещё несколько международных товарищеских матчей. Я сказал руководству Ассоциации, что без необходимой игровой практики не смогу подготовиться к выступлению за «Оранье». Как можно ожидать высокого уровня игры от того, кого ты сам заставил два месяца маяться без дела?
Я оказал на них давление,
К счастью, игра с «Гранадой» стала переломным моментом. Матч завершился со счётом 4:0, я забил дважды, и после этого мы не потерпели ни единого поражения, а в конце сезона стали чемпионами с восьмиочковым отрывом. Тот сезон я провёл на высоком уровне. Энтузиазм, охвативший весь клуб изнутри, был очень вдохновляющим, но в то же время я чётко осознал, что с каждым последующим годом планка требований всё повышалась и повышалась. Впрочем, я считал, что до тех пор, пока буду выступать хорошо, всё будет в порядке. Однако с самого начала моего пребывания в Барселоне постоянно происходило что-то странное. Ничто не шло по плану. Взять хотя бы рождение моего сына Жорди в 1974 году. Данни должна была рожать 17 февраля, но на этот день был запланирован выездной матч с мадридским «Реалом». Вот только дело было в том, что мы решили, что местом рождения третьего ребёнка будет Амстердам, как и в случае с Шанталь и Сусилой, более того, мы даже хотели, чтобы роды принимал тот же гинеколог и чтобы он так же сделал кесарево. А я хотел присутствовать, как это было в случае с рождением дочерей.
Насколько я знаю, это было наиболее естественным желанием, какое только могло появиться, но казалось, что все люди у меня за спиной страшно запаниковали. В итоге Ринус Михелс стал интересоваться, нет ли возможности ускорить роды и сделать операцию на неделю раньше. Уверен, что он наверняка уже пообщался с каким-нибудь доктором на этот счёт без моего ведома. Как бы то ни было, мы с Данни дали своё согласие, и Жорди родился 9 февраля, а неделю спустя я сыграл в Мадриде. Но и это обернулось проблемами, так как Данни пришлось восстанавливаться после кесарева целых десять дней и только потом возвращаться домой. Так что после игры с «Реалом», завершившейся нашей победой 5:0, я сразу вылетел в Нидерланды, чтобы повидать Данни, пока в Каталонии все пребывали на седьмом небе от счастья.
Когда мы приземлились в аэропорту Барселоны спустя несколько дней уже с новорождённым малышом, нас ждал ещё один шумный приём, так как болельщики всё ещё не закончили праздновать победу. Тот результат на «Бернабеу» оказал невероятный эффект не только на клуб, но и на всю Каталонию. Провинция страдала от сурового режима диктатора Франко, сидевшего в столице, так что победа над «Реалом» имела колоссальное политическое значение. Я сам это обнаружил, когда решил зарегистрировать новорождённого Жорди в Барселоне.
Пока Данни восстанавливалась в госпитале, я зарегистрировал Жорди в Амстердаме (официально его полное имя звучит как Йохан Жорди, но известен он только под вторым именем). В Барселону я привёз с собой голландские бумаги, чтобы суметь зарегистрировать ребёнка в Испании, как того требовал закон. Всё бы хорошо, вот только регистратор мне сообщил, что Жорди, каталонское имя (святой Жорди – покровитель Каталонии), официально запрещено, а значит, сына будут регистрировать под именем Хорхе, это испанская версия имени.