Мозаика (книга первая)
Шрифт:
Грейвен… Непохожий на ту уголовную компанию, среди которой приходилось жить в то лето. Два или три раза эль–Неренн выполняла разовые поручения по его рекомендациям.
«Завтра, Ньер… Вот адрес. Думаю, они возьмут тебя на работу. Я поручусь».
Она прикоснулась к его щеке. Он усмехнулся. Ей нравилась его улыбка.
«Сложи пальцы вместе… правильно. Вот сюда, на затылок. Нет, только на затылок. Всем можно, поверь…»
До того момента эль–Неренн доводилось отбиваться от любителей прикоснуться к её голове. Отбиваться удавалось неплохо. Были и сломанные руки, и выбитые
«Всё. Смотри мне в глаза. Просто смотри. Медленно придвигай голову, медленно… пока не почувствуешь жар. Дыши медленно».
Это было как тёплая волна — от затылка, к которому прикасались его пальцы — по всему телу, и, через правую руку — наружу. Ушла усталость, всё стало казаться более приятным и терпимым. Он улыбался… она видела всё, словно в дымке, но улыбку помнила. Помнила, как голова закружилась, как её повлекло куда–то, в тёплые и вязкие глубины. Но при этом осознавала всё окружающее — Грейвен осторожно отпустил её, поднял на руки, перенёс на кровать, прикрыл покрывалом.
«Я приду завтра, Ньер».
Завтра не было. Точнее, было, но не для него. Ей сказали, утром — когда она не дождалась Грейвена в условленном месте. Она не увидела тело — то было прикрыто, когда полиция переносила его в машину. Сказали, что его разрезали на части, зверски — но ничего не взяли. Даже денег…
…Эль–Неренн отняла ладони от лица. Те были мокрыми.
Встала, подошла к зеркалу. Она пришла по тому адресу — там жили родственники Грейвена. Ей указали на дверь. Не сказали, где его похоронили. Кто станет говорить такое бродяге с улицы? Кто она им?
Взглянула в глаза отражению. Ничего.
— Я найду их, Грейвен, — эль–Неренн нехорошо усмехнулась. — Я их найду. Обещаю.
Пауза… эль–Неренн не помнила, как это случилось. Помнит только, что очнулась в ванной, с пустой бутылочкой «эликсира» в руке. Во рту была знакомая горечь, возвращались ощущения, пришедшие той ночью. И стало страшно.
— Я схожу с ума? — спросила эль–Неренн у отражения. То не ответило. Плохо дело… когда пьёшь это, не осознавая, когда сознание на этот момент омрачается. Надо подойти к врачу. Срочно. Похоже, Ньер, ты всё–таки сошла с ума. Хуже нет, когда что–то делаешь, не отдавая себе в этом отчёта.
Она посидела на кровати, подождала, пока пройдёт паника и страх. Только не в клинику для душевнобольных. Только не так. Прошло несколько секунд, и паника показалась абсурдной. Эль–Неренн не впервые задумываться так, что не всегда отчётливо помнит, что и зачем делала. Но потом — вспоминает всё. И сейчас — эль–Неренн вспомнила, как посидела у шкафчика, в котором стояла злосчастная бутылочка. Сдвинула в сторонку ту самую коробочку с таблетками, средством для печени. Коробочка ещё упала, прислонилась к стенке полки. Эль–Неренн быстро подошла к шкафчику, открыла.
Точно. Всё так и лежит. Вопрос только, зачем пить это —
Надо подойти к врачу и сказать. Что у настойки есть побочные действия, что лучше использовать что–то ещё.
Врача не было на месте. Эль–Неренн постучала — не откликаются. Прикоснулась к ручке двери.
Дверь отворилась. Не вполне осознавая, что делает, эль–Неренн вошла в «больницу». На столах пусто. Лекарства уже расставлены по шкафчикам, потенциально опасные — заперты в сейф. Пахнет настоем — «эликсиром» — и лавандой. Провалиться — опять лаванда. Мегин? Почему повсюду мерещится Мегин?
Стук двери. Хантвин, отчего–то мрачный, вошёл, с размаху закрыл дверь.
— Что вы здесь де… — начал он, когда эль–Неренн обернулась. Врач замолк на полуслове. Смотрел в глаза девушки, не отводил взгляда. Та, удивлённая такой реакцией, медленно подходила. Когда оставалось три шага, врач, неожиданно для эль–Неренн, прикрыл ладонями глаза.
— Стойте, — прошептал он. Страх. Эль–Неренн уловила, что врач испуган. Испугался её самой, только что. — Стойте, прошу вас. Кто сказал вам?
«Кто сказал мне что?» — чуть не спросила эль–Неренн, но сдержалась. Врач вёл себя более чем странно. Он застыл на пути между ней и дверью, надо чуть–чуть переместиться — чтобы можно было сбежать. Запах страха усиливался.
— Нет, — голос Хантвина стал умоляющим. — Прошу, подождите. Я скажу им. Они заплатят вам. Умоляю, не говорите. Не говорите ни слова.
— О чём — о таблетках? — до эль–Неренн стало доходить, что имеет в виду врач.
Хантвин… упал на колени.
— Я не хотел, — зашептал он. — Не хотел, теаренти. Я не знал, что там яд. Я не хотел её смерти, но меня не слушали. Они убьют меня, если только узнают.
— Давно вы поите госпожу ядом? — эль–Неренн сама удивлялась своему спокойствию.
— Пятый месяц, — врач низко опустил голову. — Умоляю, поверьте. Я не хотел её смерти.
— Скажите ей, — предложила эль–Неренн. Врач поднял взгляд, вид у него был ошеломлённым.
— Кому, теаренти?
— Госпоже. Она уже догадывается. Скажите сами, пока не поздно.
Хантвин просветлел лицом.
— Да, теаренти. Вы правы. Кто сказал вам — Сверанте?
— Девушка из аптеки? — врач кивнул. Эль–Неренн кивнула в ответ.
— Я пойду, теаренти. Пока ещё не поздно.
— Подождите, — эль–Неренн указала на шкафчик, занятый бутылками с «эликсиром». — Что вы добавляете туда?
Челюсть врача отвисла.
— Вы… Вы знаете всё, — заключил он. — Вот это, — он бросился к сейфу, некоторое время рылся в нём, извлёк пластиковую ампулу. — Она передала мне. Прошу, подтвердите, — он шагнул к эль–Неренн, та молча отступила на шаг. Врач замер. — Прошу, теаренти. Подтвердите, что я сознался. Сам сознался.
Эль–Неренн кивнула. Врач выпрямился, вернулся к сейфу, запер его. Эль–Неренн не двигалась.