Мозаика Парсифаля
Шрифт:
– Мистер Когоутек! Мистер Когоутек!
Охранник вытащил из-под приборной доски микрофон и надавил кнопку.
– В чем дело? Ты знаешь, что пользуешься аварийным каналом?
– «Воробей» в Нью-Йорке… сейчас он на телефоне. Хандельман мертв! Он сам слышал это по радио! Застрелен в собственной квартире, и полиция разыскивает мужчину…
Хейвелок метнулся вперед, зажав нож в кулаке вниз лезвием. Левой рукой он схватился за ствол пистолета. Дженна отскочила. Когоутек начал подниматься, но Майкл успел прижать его руку с оружием к деревянной скамье и со всего маху пронзил ее насквозь, вогнав стальное лезвие глубоко в дерево.
Когоутек
– Михаил!
Охранник пришел в себя от удара и уже был готов вытащить «ламу» из-под куртки. Майкл подскочил к водителю и приставил ствол пистолета к виску. Перегнувшись через плечо охранника, он заломил ему руку, не давая возможности извлечь оружие.
– Мистер Когоутек! Вы меня слышите? – не унимался голос в динамике, пробиваясь через помехи. – Что делать «Воробью»? Он ждет указаний!
– Передай ему, что все понял, – приказал Хейвелок, сильнее надавливая пистолетом. – Скажи, что «Воробью» ничего не следует предпринимать, что выйдете на связь сами.
– Мы все поняли, – хриплым шепотом повторил охранник. – Скажи «Воробью», чтобы тот ничего не предпринимал. Мы сами выйдем на связь.
Майкл отбросил микрофон и указал пальцем на «ламу»:
– Теперь отдай его мне. Медленно. Возьми его двумя пальцами. Только двумя. – И, усмехнувшись, добавил: – Ведь это же мой пистолет, не так ли?
– Я и собирался его вернуть, – дрожащими губами пролепетал напуганный охранник.
– На сколько лет ты сократил жизнь людей, которых перевозил в этом фургоне?
– Я к ним не имел никакого отношения, клянусь! Я зарабатываю себе на хлеб и делаю только то, что мне скажут.
– Все вы лишь повинуетесь приказам. – Майкл взял «ламу», приставил ствол к затылку водителя и распорядился: – А теперь вывози нас отсюда.
Глава 22
Стройный, средних лет человек с темными прямыми волосами открыл дверь телефонной будки на углу 116-й улицы и Риверсайд-Драйв. Мокрый снег залепил стекла кабины, размывая алые вспышки мигалок на крышах полицейских машин. Человек опустил монету, набрал «» и после короткой паузы – еще пять цифр. Услышав второй гудок, он еще несколько раз покрутил диск. В тот же момент в жилой зоне Белого дома раздался телефонный звонок.
– Да?
– Господин президент?
– Эмори? Как прошла встреча?
– Не состоялась. Он мертв. Его застрелили.
В трубке послышался протяжный вздох. Через какое-то время президент нарушил молчание:
– Расскажите, что произошло.
– Это дело рук Хейвелока, хотя имя в сообщении искажено. Мы можем отрицать существование такого человека в государственном департаменте.
– Хейвелок?.. О мой бог!
– Мне еще неизвестны детали, но общая картина ясна. Наш рейс был задержан из-за метели, мы почти час кружили над Ла Гардиа. Когда я прибыл на место, здесь уже собралась толпа, полиция, пресса, «Скорая помощь»…
– Пресса?
– Да, сэр. Хандельман в здешних кругах личность известная. И не только потому, что он еврей, переживший Берген-Бельзен, но и из-за его
– О господи… Что вы узнали? Каким образом? Надеюсь, ваше имя там не фигурирует?
– Нет, сэр. Я, как сотрудник государственного департамента, обратился в полицию, местный сыщик мне все рассказал. По-видимому, у Хандельмана была назначена встреча с аспиранткой. Та приходила дважды и на третий раз позвонила смотрителю. Они поднялись к квартире Хандельмана, увидели, что дверь не заперта, вошли и обнаружили труп. Смотритель вызвал полицию, и когда представители власти появились, он признался, что впускал человека с удостоверением сотрудника госдепа. Смотритель говорит, что фамилия человека Хавилич, парень не может припомнить имени, но утверждает, что удостоверение было в полном порядке. Полиция все еще в квартире Хандельмана: снимает отпечатки пальцев, собирает образцы крови и одежды.
– Что стало известно публике?
– В этом городе слухи распространяются быстро. Все это стало известно через двадцать минут. При всем моем желании я никак не мог помешать. Но госдеп не должен ничего прояснять. Мы от всего откажемся.
Помолчав немного, президент произнес:
– Когда придет время, государственный департамент будет полностью сотрудничать с властями. А пока я прошу подготовить – на условиях полной секретности – специальный материал. Он должен быть посвящен деятельности Хейвелока после его отставки. Там должно быть указано, что правительство выражает беспокойство за его психическое состояние. Следует указать на проявления маниакальной склонности к убийству, подчеркнуть… его лояльность. Однако, исходя из высших интересов государственной безопасности, документ должен держаться в секрете. О нем не сообщат широкой публике.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю.
– Все факты будут опубликованы после того, как Хейвелок перестанет являть собой угрозу интересам национальной безопасности.
– Простите, сэр…
– Судьба одной личности не имеет значения, – тихо произнес президент. – Вспомните Ковентри, господин заместитель госсекретаря. И «Энигму»… Парсифаль.
– Я понимаю причины, но отнюдь не сам принцип, сэр. Как мы можем быть уверены в том, что найдем его?
– Он сам нас найдет. И в первую очередь – вас. Если все, что мы узнали о Хейвелоке, соответствует истине, а мы полагаем, что это так, то он не стал бы убивать Джекоба Хандельмана, не имея на то исключительных причин. И он ни за что не убил бы его, не выяснив, куда отправили Каррас. Как только Хейвелок встретится с ней, он узнает и о вас.
Брэдфорд глубоко вздохнул, выпустив облачко пара изо рта, и после паузы произнес:
– Да, конечно, господин президент.
– Возвращайтесь сюда как можно скорее. Нам надо приготовиться… вам надо приготовиться. Я попрошу, чтобы мне прислали двух человек с острова Пул. Они встретят вас в аэропорту. Оставайтесь в помещении службы безопасности аэропорта до их прибытия.
– Хорошо, сэр.
– Теперь слушайте меня внимательно, Эмори. Я отдаю четкий приказ выделить вам круглосуточную охрану. Они головой отвечают за вашу жизнь. За вами охотится убийца, который выдал врагам государственную тайну. Это то, что скажу я. Вы продолжаете руководствоваться прежней версией: Хейвелок «не подлежит исправлению». Каждый лишний час его жизни – дополнительная угроза безопасности нашей агентурной разведки.