Мозг прирученный. Что делает нас людьми?
Шрифт:
Цена контроля
Приходилось ли вам когда-нибудь выходить со сложного экзамена или интервью с ощущением, что вы способны сожрать целый чан мороженого? Или, может быть, эмоциональное кино оставляло вас голодным как волк? Почему многие люди, пережив стресс, спешат налить себе чего-нибудь покрепче или поискать в холодильнике что-нибудь утешительное, пожирнее и послаще? Одна из интересных гипотез на этот счет утверждает, что, уступая подобным искушениям, мы испытываем истощение собственного эго.
Понятие истощение эго предложил американский психолог Рой Баумейстер, который считает, что переживание стресса истощает нашу силу воли и способность к самоконтролю до такой степени, что мы поддаемся искушению, которое в обычных условиях
Таким образом, получается, что выполнение одного задания, требующего значительных усилий, может иметь непредвиденные последствия для дальнейшего развития ситуации, никак не связанной с первым заданием, кроме того, что она тоже требует усилий. Именно поэтому Баумейстер рассматривает силу воли как ментальную мышцу, которую тоже можно утомить. Очевидно, мы значительную часть времени противостоим тем или иным искушениям. В течение недели взрослые немцы всюду носили с собой коммуникаторы, которые каждые два часа осведомлялись, о чем их владельцы думают в настоящий момент. Выяснилось, что каждый из них три-четыре часа в день занимается тем, что удерживается от различных искушений и желаний.
Даже простое сохранение спокойствия может привести к истощению эго. Невозможность посмеяться над забавным анекдотом, необходимость увольнять сотрудников или терпеть присутствие множества посторонних людей, будучи в толпе, — в любой из этих ситуаций человеку приходится прибегать к самоконтролю и, значит, истощать свое эго. Сказывается это чаще всего в конце дня, когда супруги после тяжелого дня в офисе начинают вдруг ссориться друг с другом. Мы становимся менее терпимыми к другим и готовы обвинить партнера в проблемах, причины которых на самом деле лежат совершенно в другом месте.
Когда наше эго истощено, мы едим больше вредной еды, пьем больше алкоголя, проводим больше времени за созерцанием полуодетых лиц противоположного пола и, как правило, хуже контролируем собственное поведение. Мало того, что мы готовы поддаться искушению; мы при этом сильнее обычного стремимся отведать запретный плод.
Никто не командует
Большинство людей верит, что всегда контролирует ситуацию. Даже если мы колеблемся при принятии решений, мы все же уверены, что принимаем их сами и выбор делаем тоже сами. Мы ощущаем себя авторами своих действий и владельцами собственных мыслей. Тем не менее иногда мы сами удивляемся своим поступкам, совершенно для нас нехарактерным. Создается впечатление, что где-то в нас живет некто, твердо решивший делать то, что ему хочется.
Мы должны держать этих внутренних зверей взаперти. Чтобы одомашниться, человек должен научиться контролировать себя и знать, когда и где уместно то или иное поведение. Внешний самоконтроль — это способность регулировать и координировать конкурирующие между собой импульсы и желания. Он развивается в детстве и поддерживается исполнительными управляющими механизмами префронтальной коры, которые реально подавляют и тормозят мысли и действия, потенциально вредные для достижения конечных целей. Наблюдая за окружающими и усваивая, что и в какой ситуации уместно, дети учатся задействовать самоконтроль. Если механизмы контроля повреждены, человек оказывается игрушкой автоматических мыслей и поведенческих схем. Более того, он не в состоянии предвидеть последствия своих действий, он становится импульсивным и попадает в ловушку сиюминутного удовольствия.
Если контроль импульсов формируется во взаимодействии биологии и среды, то разумно, казалось бы, помочь ребенку разобраться
Глава 5
Дурны ли мы от рождения?
«Убей скотину! Перережь ему горло! Пусти ему кровь! Прикончи его!»
Эти леденящие кровь призывы звучат в драматической сцене романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух», когда английские школьники, оказавшиеся одни на заброшенном острове, приводят себя и друг друга в ярость, прежде чем наброситься на ни в чем не повинного мальчика Саймона и забить его палками. Это рассказ об изначальной порочности рода человеческого, ведь автор уверен, что вдали от сдерживающих уз цивилизации дети быстро скатятся к дикому состоянию. Голдинг написал эту книгу о подлинной, как он считал, природе человека после того, как стал свидетелем ужасов Второй мировой войны. До войны Голдинг считал, что человек изначально добр, но после жаловался:
«Я должен сказать, что любой из тех, кто пережил те годы и не понял, что человек производит зло, как пчела производит мед, должно быть, слеп или болен на голову».
Вопрос об истинной природе человека занимал мыслителей не одно столетие. Английский философ XVII в. Томас Гоббс считал, что дети рождаются эгоистичными и нуждаются в наставлениях, как стать полезными членами общества. На Западе такой взгляд на аморальное дитя преобладал до примерно ста лет назад; считалось, что родителю лучше всего воспитывать чадо при помощи строгой дисциплины, так как только суровая школа может научить ребенка вести себя в обществе. У детей, согласно этой точке зрения, нет морального компаса, и, оставшись без присмотра, они взбесятся и кинутся в схватку за выживание, так талантливо запечатленную Голдингом.
Напротив, французский философ XVIII в. Жан-Жак Руссо считал, что человек изначально предрасположен к благу. В естественном состоянии человек — это «благородный дикарь», а общество развращает личность. Позже эта моральная позиция стала базой для оправдания Французской революции. Если бы у всех были равные возможности, общество не было бы развращенным и деспотичным.
В XX в. произошел сдвиг к точке зрения Руссо, предполагавшей меньшую жестокость по отношению к детям, но даже сегодня многие взрослые продолжают верить, что дети нуждаются в наказаниях, чтобы научиться отличать добро от зла. Такой взгляд на мир особенно распространен среди тех, кто в своих политических воззрениях тяготеет к правому крылу, — он подпитывается медийными историями о моральном упадке общества и о том, что улицы наших городов превращаются в джунгли, где обитают банды юнцов, не имеющих представления о морали. Однако криминальная статистика показывает, что жизнь постепенно улучшается и мы движемся к более гуманному обществу, несмотря на то что детей гораздо меньше наказывают. Мы сегодня меньше пользуемся телесными наказаниями — да они и запрещены во многих странах, — и нет никаких свидетельств того, что дети чаще нарушают закон.