Может быть — завтра
Шрифт:
Корнев узнавал людей в темноте. Ласковым голосом окликал работающих…
— Ну что, Михеев, как дела?
— Все в порядке, — ответили из темноты.
— Придется наши штучки прямо без опытов в дело пускать.
— Ничего, не подгадят, — любовно ответил голос. — Хорошо, что на опыты, за город, как собирались, не увезли.
— Да, хорошо, — согласился Корнев, — испытаем в деле. У тебя все готово?
— Готово, — ответил невидимый Михеев. И вместе с ним из тьмы, но с другого конца, от конторы, другой голос крикнул:
— Тов. Корнев! Из районов звонят. Машины
— Ну, все готово, — вздохнул маленький химик, в темноте бровями подкидывая очки, что, очевидно, служило у него признаком волнения.
— Давай пробный. На максимальную высоту.
Фигурка Михеева, наклонившись, потянула рычаг. Машина дернулась, лязгнула частями, что-то, рассекая воздух, со свистом метнулось вверх.
Прошло несколько секунд. В темноте неба сверкнул огонек, и слабый звук разрыва донесся на землю. И тотчас в этом месте начали гаснуть звезды, точно кто-то невидимый гасил их одну за другой, оставляя большую черную яму на фоне блестящею звездами неба.
— Хорошо работает, — вырвался общий вздох; и сразу за ним робкий, неуверенный голос управляющего спросил:
— Иван Аркадьевич, а что если мы неправильно вычислили площадь? Ошиблись в расчетах поглощения?
— Тогда конец. Удушат, — спокойно ответил из темноты голос Корнева.
— Давай пробный!
Бородино
На темном небе вспыхивали, рассыпаясь, огненные клубки искр, извиваясь причудливым узором. За ревом моторов не было слышно других звуков, и казалось, что крутятся огни причудливого фейерверка, зажженного для чьей-то забавы.
Но опытному глазу эти прыгающие искры рассказывали многое.
Там, впереди, в темноте, в мертвой схватке, сплелись передовые машины эскадрильи, настигнув наконец врага.
С решимостью отчаянья, прямо в лоб атаковали противника, не давая ему перестроиться для встречи.
Это было заметно по тому, как огненная полоса беспорядочно росла, вглубь и вширь расползаясь по небу.
Эскадрилья, не уменьшая хода, летела наперерез этой огненной ленте.
— Паша, я думаю, что до них не более 15 километров, — взволнованно кричал в трубку Ключенко и странно непривычно было слышать Гурьеву его незнакомый вздрагивающий голос.
Вытянувшись из кабин, не замечая холодного режущего ветра, — все трое напряженно смотрели вперед, считая секунды, когда машины ввяжутся в бой.
Но ведущий «Рыбак-черноморец» спокойно шел впереди, не подавая сигналов, и Ключенко напрасно водил дуло своего Гочкиса, нервно щелкая затвором. Далеко не доходя до боя, «Черноморец» развернулся и пошел параллельно, набирая высоту. Бригада перестраивалась. В ночной темноте, при близком расстоянии машин — маневр очень серьезный.
Весь поглощенный машиной, Гурьев забыл обо всем.
Зато для остальной команды, сидевшей без дела, эта подготовка к бою была еще более мучительна и взвинчивала нервы.
Слева,
Выше, тысячи на две метров над ними, тонкой цепочкой вытянулись легкие мягкие дирижабли, охраняя гигантов от нападения сверху.
В то время как внизу темные силуэты перекидывались бешено вихрящимся каскадом вспышек, здесь, наверху, был полный мрак, и скорее чутье, чем зрение, улавливало в темных точках контуры неприятельских дирижаблей.
— Погасить сигналы. Прикрыть свет приборов. Полный газ, — крикнул в телефон Ключенко, переводя ход радио.
Автоматически повинуясь, Гурьев выключил ветрянку динамо, надвинул зеленые козырьки на лампы контрольной доски и потянул до отказа ручку газа.
Мерный рокот мотора перескочил в ужасающий рев. Машина задрожала, вибрируя каждой стяжкой, рванулась вперед, толкнув спинкой сиденья своих пассажиров, и полетела, точно падая в пространство.
Теперь уже высунуться за козырек было совершенно невозможно. Ветер моментально сворачивал голову, рвал щеки, набивая воздухом грудь, точно песком бил в глаза.
Компрессоры, захлебываясь, с присвистом нагнетали воздух, зло подвывая.
— Павлик, мотор сожжешь, — слыша нездоровый звук и страдая за свое детище, крикнул Звонарев. Напрасно. Всегда внимательный Гурьев даже не ответил. Впереди на таких же бешеных оборотах уходил «Черноморец». Отставать было нельзя. Он уже ясно понял цель маневра. Бригада хотела обойти верхнюю линию врага и, пикируя сверху, атаковать главные силы противника с наиболее слабого места.
Но этого без борьбы противник не мог допустить. Тотчас же поняв маневр, черные точки развернулись и пошли параллельно бригаде, стараясь находиться напротив.
Началось напряженное соревнование на скорость. Обе линии шли параллельно одна другой, напрягая все силы, чтобы выиграть лишний десяток метров. Летя с огромной скоростью неизвестно куда в пространство, жадно наблюдали друг за другом, ища признаков расстройства.
Такого напряжения долго выдержать было нельзя.
Скоро за темными фигурами дирижаблей показались огненные язычки пламени, которые вытягивались, разрастаясь все больше и больше.
— А, гады! — радостно кричал в трубку Звонарев, забыв, что их собственные моторы задыхаются, надрываясь в непосильной работе, — перегрели моторы. Огонь из труб выкидывает. Сейчас — сядут.
Действительно, ровная линия противника растянулась, разорвалась. Часть машин осталась далеко позади, и весь состав противника перед бригадой сильно поредел, растрепавшись в пространстве.
— Готовь пулеметы! — приказал Гурьев, — сейчас, наверно атака.
И в ответ вдруг услышал успокоенный голос Ключенко:
— Не бузи, Пашка. Начальник велит сбавить ход, сигналить положение и строиться.
— Что они бухтят? Боятся, что ли? — недовольно рявкал Звонарев, — им все маневры, моторы гонят, — и, не успев кончить, сразу переходя на тонкий фальцет, крикнул: