Можно ли умереть дважды?
Шрифт:
«Женщина всегда остается женщиной», – подумал Бекстрём и сделал пару больших глотков из своего стакана.
– Твое предложение, – повторил он.
По расчетам Утки, она оставалась должна Бекстрёму не больше миллиона. Кое-какие проценты и часть суммы уже ведь все равно заплатила, хотя, пожалуй, не делала это ежемесячно, как обещала. По ее мнению, все слишком затянулось, и она придумала способ, как ускорить процесс.
– И каким образом? – поинтересовался Бекстрём.
«Наконец дело сдвинется с места», – подумал он.
– Натурой, – ответила Утка и широко улыбнулась. – Поскольку
«Эта дамочка не поддается никакому описанию, – подумал Бекстрём. – Там, где у обычных, нормальных и приличных людей находится совесть, там, где они хранят свою мораль, у нее лишь бездонная черная дыра, с духовным содержимым, которое до смерти напугало бы даже чокнутого французского дворянина, очевидно придумавшего всю эту грязь и пошлость».
– Тысяча крон, – повторил он.
«И что я должен ответить?» – мелькнуло у него в голове. Коктейль он уже выпил, поэтому с той стороны не мог надеяться на помощь.
– Вполне дружеская цена, – сказала Утка и сверкнула глазами. – Видел бы ты, какие предложения я получила, стоило мне выложить мои тренировочные фотографии в сети.
«Тысяча дней и ночей с Уткой Карлссон, – подумал Бекстрём. – Что, собственно, плохого в тысяче суток в обычной соленой шахте, в ножных кандалах и с кайлом в руках».
– Почему нельзя трахаться как все люди? – буркнул он.
– Ради бога. Немного традиционного секса. Ничего не имею против. Тебе решать.
Она поднялась с дивана, стащила с себя через голову футболку и уже через несколько секунд сидела совершенно голая на нем на его дорогом антикварном стуле, который Бекстрём получил от своего хорошего друга Гегурры в подарок на последний день рождения.
Его суперсалями первой предала хозяина. Поднялась по стойке «смирно» между ног в то время, как у него самого помутнело в голове, и он был не в состоянии оценить происходящее или сопротивляться ему. Утка Карлссон запрокинула голову и закричала, когда всего минуту спустя оказалась на вершине блаженства. Но тогда он сам уже безвозвратно проиграл.
– Ты можешь ведь подумать над этим предложением, Бекстрём, – сказала Утка Карлссон, покидая его пару часов спустя. – Я, пожалуй, готова немного снизить цену, – продолжила она, многозначительно кивнув в направлении распахнутых пол его халата. – Не хочешь получить легкий поцелуй, кстати?
– Это хорошо в любом случае, – кивнул Бекстрём.
«Она, пожалуй, чокнутая сверх всякой меры», –
Вечером Бекстрём ужинал со своим старым знакомым Гегуррой. В последний раз они встречались давно, и, кроме того, у них накопилось много тем для обсуждения. Гегурру, собственно, звали Густавом Хеннингом, и он был очень успешным торговцем произведениями искусства. Их знакомство с Бекстрёмом продолжалось почти тридцать лет с выгодой для обоих. Никаких странных дел, только небольшие услуги, между друзьями, но в связи с расследованием одного преступления примерно год назад Бекстрём помог Гегурре достать бесценное художественное изделие всемирно-исторического значения. Музыкальную шкатулку в виде головы итальянского сказочного персонажа Пиноккио, чей нос начинал расти, стоило ему солгать.
Ее на заре двадцатого века изготовила в Санкт-Петербурге известная ювелирная фирма Фаберже по заказу последнего русского царя Николая II, подарившего сие творение в качестве пасхального подарка своему единственному сыну и наследнику престола Алексею, больному гемофилией. После этого шкатулка потерялась на долгие годы, пока Бекстрём сто лет спустя не нашел ее, расследуя одно убийство. А потом Гегурра позаботился о том, чтобы шкатулка вернулась в новую Россию, где Советский Союз считался теперь лишь эпизодом истории.
Бекстрём тоже не остался внакладе в результате данной авантюры. В мгновение ока его состояние увеличилось на сумму более чем вдвое превышавшую то, что он смог бы получить за всю жизнь, работая в качестве полицейского, причем так, что налоговый департамент оказался не у дел. Хотя все другие остались довольны и больше всех явно пока еще секретный русский покупатель, который в связи с празднованием двадцатипятилетия новой России в конце года намеревался обнародовать историческую сделку. Что стало также поводом ужина Бекстрёма с Гегуррой, поскольку им внезапно понадобилось много о чем поговорить.
По причине, в которую он не собирался вдаваться, Бекстрём опоздал, и ему пришлось позвонить Гегурре, прежде чем выйти из дому. Не велика проблема, и Гегурра сидел в вестибюле и ждал, когда Бекстрём вошел в ресторан. Увидев его, Гегурра сразу же отодвинул в сторону свой бокал шампанского, встал и развел руки в стороны в характерном для горячих южан жесте.
– Бекстрём, – сказал он. – Ты блестяще выглядишь. Рассказывай, что-то случилось?
– У тебя, похоже, жизнь тоже идет без проблем, – парировал Бекстрём и дружелюбно кивнул в ответ.
«Это не то, о чем ты захотел бы слушать, старый педик», – подумал он.
– Бодр, как всегда, – сказал Гегурра и отступил на полметра с целью лучше рассмотреть своего гостя. – Меня снедает зависть, когда я вижу тебя, Бекстрём.
«А ты сам ни капли не похож на заурядного цыганского барона, – подумал Бекстрём, пока суетливый метрдотель вел их к обычному столику. – Скорее на итальянского аристократа из другого времени. Идеален в малейших деталях, начиная от густых седых волос, белоснежной льняной рубашки и сшитого на заказ черного шелкового костюма и кончая итальянскими туфлями ручной работы, в которых отражался тусклый свет настенных ламп, мимо которых мы проходили».