Мрачново
Шрифт:
Козёл как раз захрустел второй ногой массивного врага. Так что чудище тут же и рухнуло как подкошенное. Только оставшейся рукой-веткой козла оплело, и принялось душить.
Мара пинала чудище и даже укусила пару раз, но выплюнула, потому что овощи не любила. Пытался оторвать руку врага оборотень, но всё без толку. Только демонокозёл захрипел и свалился в траву, скинув наездницу уже не по причине вредного характера, а от безнадёжного положения.
Мара свалилась, покатилась кубарем, тут же подскочила. Оборотень подхватил её и
Вскоре от него и пепла не осталось.
— Были у козлика рожки, да ножки, — пробормотал оборотень озадачено.
— Пусти, батя! — вырывалась Мара, крича басом. — Пусть за козла ответят!
Но враг вдруг повёл себя странно. Ещё больше, чем был. Перегруппировавшись, он повернул полки и зашагал обратно, оставляя после себя покрошенное фруктово-овощное поле потерь, похожее на салат, и ягодно-грибовый фреш. Тот, впрочем, быстро впитывался в землю.
Видя всё это, обратно с улицы через калитку помчались вдогонку только что отступавшие зверьки. Над ними летал голубь с крысёнышем, и Оспа убеждал их дать бой. Благо провизии, чтобы потом после него подкрепиться, уже было хоть отбавляй в лесу.
— Я обещал? Я сделал! Голодной зима не будет! — убеждал предводитель, и первым с голубем начал пикировать над раем для вегетарианца. — Вперёд, братья и сёстры, возьмём своё!
Зверьки тут же последовали за своим предводителем. И до того уверовали в него, что не только наелись от пуза, но и обратно на свои квартиры вернулись, зубами, ногтями и угрозами прогоняя оттуда капусту-мародёров.
Люди дона Капустино, что уже не знали куда девать награбленное, пустились наутёк, на Первородное поле, поближе к предводительнице.
Но если это было ожидаемо, то пчёлы Михаэля повели себя совсем странно. Они вдруг поднялись, отряхнулись, но полетели не обратно в улики, или пикировали на сладкий сок, которого теперь вдоволь было на земле, а полетели на то же поле, к той же Ядвиге Черепушкиной.
— Нет! Нет! Что же вы делаете? Не покидайте меня! — кричал им вслед медведь оборотень, и даже поймал одну.
Но та лишь покачала головой, хмыкнула и всё же отправилась в полёт без возврата.
— Не-е-ет! — упал на колени Михаэль, крича в рассветное небо.
Перед ним промелькнули картины того дивного славного мира, когда растил их от одной матки, сколачивал домики, подкармливал, разговаривал и подпевал им, затем устраивал по омшаникам на зиму. Славное было время.
И тут Адов вспомнил о матке. Точно! Она ведь осталась в улике.
Подскочив к улику, медведь-пасечник тут же поднял крышку. Там сидела пчела-матка, скрестив лапки на груди, смотрела на маленькие часы на одной из лапок и с недовольным тоном спросила:
— Ну и где все?
— Так это… воюют, — ответил оборотень, вновь удивлённый развитием ситуации. Ведь раньше пчёлы с ним не разговаривали.
— Воюют? — переспросила та. — А кто будет работать?
Оборотень
— Ладно, закрой дверь! Сами разберёмся! — ответила матка, явно имея новый план.
Оборотень извинился и положил крышечку на место.
«Правильно, нечего отвлекать рабочий народ», — пришла первая разумная мысль.
Зазвонил телефон в меховом кармане. На дисплее отобразилась рогатая аватарка.
— Так, Адов, вы готовы лететь на концерты? — спросил продюсер.
— Концерты? — переспросил медведь, поглядев сначала на поле боя, потом на сожжённый дом. Дел было по горло. — Конечно, готовы! Зачем спрашиваете?
Бельзебуб не ответил. Война войной, а обед по расписанию.
Глава 26
Контрмеры
Ядвига смотрела на пирожок с дыркой посередине с двоякими чувствами. С одной стороны, в нём не было ни мяса, ни рыбы, ни овощей, ни фруктов, ни грибов, ни даже ягоды или творога. С другой — от этого было грустно.
Ведь пустота — это уже по сути единственное, что ей оставалось на обед.
Пустота. Вспомнился ей один коуч из интернета, который что-то там про пустоту говорил очень умное. И что-то там из этой пустоты добыть можно. Очень важное. И наверняка вкусное. Всё мироздание появилось из пустоты. И ещё что-то там про мировое яйцо было, которое начало всех начал. Только непонятно было, в яйце этом тоже, получается, пустота? Или всё-таки желток имеется?
Девушка подошла к холодильнику, из которого еда тоже совершила побег. А та, что удрать не успела, попалась к бабушке Лизе. И теперь пустоты в нём тоже было предостаточно. Одни яйца остались. Вот они, начала всех начал.
Черепушкина взяла одно из них в руку и стала внимательно разглядывать. Признаков жизни яйцо не подавало. Не кричало, не вырывалось и даже попыток укатиться не предпринимало. Смирненько так лежало в руке.
— Кажется, я поняла, — пробормотала Ядвига, не отрывая взгляда от яйца.
— Чего поняла? Яичницы захотела? Ну, это дело хорошее, — ответила баба Лиза, откусывая бутерброд. В её руках даже колбаса о пощаде не просила. Вела себя так, будто тут же смирялась со своей участью. А может даже немного радовалась. Ядвига не очень понимала, что на уме у этой колбасы? И где у неё, вообще, этот ум располагается?
— Я поняла, — повторила девушка. — Теперь я — яйцеед, — и, бросив взгляд на дырявый пирожок, добавила. — И мукопожиратель.
Слава богу, к ней пока не обращались с просьбами яйца и даже пшеница перетёртая и пожаренная молчала в тряпочку.
— Так давай, тудысь его, на сковородку. Чего с ним церемонишься? Ещё и с беконом хорошо, — посоветовала баба Лиза.
Что такое «бекон», Ядвига за годы веганской жизни успела позабыть. Но, судя по названию «бе-э — конь», это было нечто средним между бараном и конём.