Мрачные истории, как вы любите
Шрифт:
Я сидел на стуле. Элджин находился на своем месте рядом со мной. Прошло десять минут. С закрытыми глазами Деверо потянулся к блокноту и ручке, лежавшей на открытой странице, потом опустил руку. Его пальцы начали сжиматься и разжиматься. Другая рука поднялась, поколебалась, затем быстро задвигалась. Я записал: "15:29, Дев поднимает правую руку, сжимает кулак и бьет себя по щеке".
— Он пытается разбудить себя, — сказал я.
Деверо начал дрожать всем телом, как человек, страдающий от лихорадки. Его ноги тряслись и двигались вразнобой. Спина выгнулась дугой. Средняя часть тела приподнялась с кушетки, ударилась об нее и снова поднялась. Ноги отбивали чечетку, и он начал
— Нам нужно разбудить его.
— Подожди.
— Господи Иисусе, Элджин!
— Подожди.
"Полароиды" вспыхивали. Их хитрые встроенные моторчики жужжали. Снимки сыпались на пол и с нашей стороны, и с его, начиная проявляться. Его веки начали выпячиваться, пока глаза под ними не раздулись до размеров мячей для гольфа, словно от вливания гидростатической жидкости. Веки открылись не естественным образом, а разошлись в стороны. Глаза Деверо были серыми. Глаза, которые продолжали выпирать из глазниц, были мертвенно-черными. Они росли на его лице, как опухоли. Рука Элджина сжала мое плечо, но я едва это почувствовал. Никто из нас не спрашивал, что происходит, и не потому, что мы не могли поверить. С таким же успехом можно было наблюдать, как из камина выезжает локомотив. Деверо завопил, его глазные яблоки лопнули, и черные тонкие усики, колыхаясь, как стебельки одуванчика, вырвались наружу. Они потянулись к одностороннему стеклу, как будто почувствовали нас.
— Боже мой, — промолвил Элджин.
"Полароиды" вспыхивали. Черные усики отделились от черных глазных шаров, которые их породили, и поплыли к нам, сначала в небольшом облаке, но по мере приближения начали таять и исчезать.
— Они мне нужны! — закричал Элджин. — Мне нужны доказательства! Доказательства!
Он рванул к двери. Я схватил его и удержал. Он боролся, но я был сильнее. Я не пускал его туда не потому, что он был мне настолько дорог, а потому что не хотел, чтобы он открыл дверь и выпустил этих тварей наружу.
Разорванные черные глазные яблоки начали втягиваться обратно к лицу Деверо, как в фильме, запущенном в обратном направлении. Он произнес "мум-мум-мум". Промежность его штанов потемнела, когда опорожнился его мочевой пузырь. Разорванные черные глазные яблоки зажили сами собой: сначала появился шов, затем он исчез, и они снова стали гладкими, только выпирали из его лица маленькими бугорками, похожими на те, что иногда можно увидеть на старых деревьях. Потом они втянулись обратно, его глаза закрылись, и Деверо сильно скрутило в талии, и он упал на пол. Белая рубашка Элджина порвалась, когда он вырвался из моей хватки. Он выбежал за дверь, обогнул перегородку и оказался в другой половине. Он опустился на колени и обхватил руками плечи Деверо.
— Помоги мне, Уильям! Помоги мне!
Если бы Деверо был мертв, это было бы частично на моей совести, и даже в шоковом состоянии я это понимал. Выдать себя за свидетеля, а не соучастника, уже не получится. Поэтому я обошел перегородку, вошел в комнату для опытов и спросил Элджина, дышит ли Деверо.
Он наклонился вперед, затем отшатнулся.
— Да, но у него ужасное дыхание.
Дело было не только в дыхании. Деверо наложил в штаны. Я огляделся и увидел, что не все черные усики исчезли. Часть того, что Деверо притащил из красного дома, когда поднял пол в гостиной, возможно, налетевшее на него из тьмы и заразившее его одним агрессивным, проникающим вдохом, всё ещё плавало в дальнем углу комнаты под одной из колонок. Я пристально наблюдал за ними. Если они двинутся в нашу сторону, я сбегу и оставлю Джентльмена науки разбираться во всём самому. В конце концов, это был его эксперимент. Но даже тогда, в те бесконечные минуты, я думал о далеких звездах, недоступных никакому телескопу, о дымящихся недрах ста тысяч песчинок и понимал, что это также и мой эксперимент. Я не убежал. Мог бы, но остался. Я почувствовал, как ко мне возвращается какое-то подобие нормального человеческого
— Нам нужно вытащить его отсюда. — Я указал на черные усики. Они беспокойно шевелились. Думаю, они наблюдали за нами.
— Мне нужен образец.
— Тебе нужно подумать о том, как ты будешь выглядеть в тюремной робе. Помоги мне.
Мы подняли его, Элджин взял его за лодыжки, а я — за остальное. Мы вытащили его за дверь, через коридор и в гостиную. Положили на пол, из уголков его рта текла слюна. Я вернулся и закрыл двустворчатые двери бывшей столовой, запирая черных тварей из другого мира, мира под полом, если только они не выберутся оттуда под дверным косяком. Я надеялся, что оставшиеся просто исчезнут. Если Элджин захочет возиться с ними, это его дело. С меня хватит их.
Но сначала нужно было разобраться с Деверо. Я попросил Элджина помочь мне усадить его, чтобы он не задохнулся. Мы приподняли его верхнюю половину, Элджин с одной стороны, я с другой, наши руки сцепились за спиной Деверо. Из уголков его глаз потекли черно-красные слезы. Кровь и что-то еще. Я не хотел знать, что это за "что-то еще". Я шлепнул его по щеке и, наклонившись к уху со своей стороны, сказал ему проснуться, очнуться, боясь того, как будут выглядеть его глаза, если он очнётся.
Его глаза открылись. Они были покрасневшими и серыми, как и раньше, но с совершенно пустым взглядом, лишенным какого-либо понимания. Элджин пощелкал пальцами перед его лицом, но без эффекта. Я поводил пальцами у его глаз, и тоже без эффекта. Он был дышащей куклой размером с человека.
— О, Боже, он придёт в себя?
— Не знаю. Придёт ли он в себя? Кто из нас учёный?
Элджин поднял одну из рук Деверо. Она безвольно висела, пока он снова не опустил её.
— Дадим ему час, — сказал он.
Мы дали ему даже два. Большинство черных усиков к тому времени исчезло, но несколько еще оставалось, и Элджин надел нитриловые перчатки и защитную маску, которые достал из одного из ящиков стола, и собрал их в пластиковый пакет. Я пытался его остановить, но он не слушал. Я думал, что они растают у него в руках, но этого не случилось. Один из них обвил его указательный палец, и Элджину пришлось отцеплять его, соскребая усик в пакет.
— Это глупость, — сказал я, на что он повторил:
— Это доказательства.
Всё это мне было явно не по душе. Учитель математики превратился в пускающего слюни манекена, который не подавал признаков здравого ума, и мне нужно было смириться с этим, и не ради Элджина, а ради себя. По крайней мере, бывший учитель и нынешний идиот не был женат и был бездетным.
Я подумал: "Я встрял".
Я подумал: "К черту, проехали".
— Ты отдал ему чек?
— Что? Нет. Я не отдаю чек, пока не закончится опыт и они не будут готовы уехать. Ты же знаешь.
— Сожги его. Он не приходил. Как и тот другой. Билсон.
Вот так просыпаешься в этом мире.
Я вытащил ключи из его кармана, влажного от мочи. Мы дотащили его до машины, неся, как мешок с мокрым и тяжелым бельем, и усадили на пассажирское сиденье. Он подался вперед и уперся лбом в приборную панель "Шевроле", словно молясь Аллаху. Я сказал Элджину откинуть его назад, а сам пристегнул ремень безопасности. Не во всех машинах были ремни, но в этой, к счастью, имелись. Это был трехточечный жгут, похожий на нагрудный ремень, который удерживал его в более или менее вертикальном положении, хотя его голова всё равно была опущена, а подбородок касался груди. Я подумал, что это не страшно, кто бы его ни увидел, мог подумать, что он спит. Один из тех черных усиков выполз из его носа и поплыл ко мне, но Элджин всё ещё был в нитриловых перчатках. Он схватил его в воздухе и сдул в сторону. Я задался вопросом, сколько их еще осталось в Деверо.