Мрачные истории, как вы любите
Шрифт:
— Потому что они хотят, чтобы я остался, — прошептал я.
Я принял душ, надел спортивные шорты, закрыл дверь в ванную комнату и лег на большую двуспальную кровать Грега Акермана. Будучи гуляющим холостяком, он, вероятно, делил её со множеством пассий. Моя пассия ушла. В землю. Как и мой сын.
Я скрестил руки на груди в бессознательном жесте защиты и уставился в потолок. Это была не она, это были они. Они хотели, чтобы я остался. Они хотели, чтобы я служил им. Хотели, чтобы я заменил им мать, чтобы им не пришлось отправляться туда, куда уходят беспокойные ревенанты [145] .
145
Ревенант — разновидность разумной нежити: ходячий мертвец, сохраняющий душу и прижизненные черты личности.
Рано или поздно я бы увидел их.
"Мне не обязательно оставаться здесь", — подумал я. — "У меня есть арендованная машина с полным баком бензина. Я могу уехать. Подальше от них. Не думаю, что шериф округа выдаст ордер на мой арест, хотя какой-нибудь судья может выписать ордер, предписывающий мне вернуться на время расследования... Резерфорд бы узнал, и, думаю, он теперь мой адвокат... но я бы боролся. И пока адвокаты сражались бы, Джейк и Джо становились бы слабее. Потому что её больше нет, а я — всё, что у них осталось".
Да. Всё это правда. И я был напуган, можете поверить. В фильме Скорсезе "Злые улицы" звучит фраза, которая всегда находила во мне отклик: "С бесконечностью лучше не шути" [146] . Но я также был зол. Меня загнали в ловушку, из которой я не должен был выбраться. Не их матерью — в глубине души я был уверен, что Элли Белл не была в этом замешана, — а парой детей. Точнее, парой мёртвых детей.
У меня не было секретного оружия для борьбы с ними: ни креста, ни чеснока для отпугивания вампиров (если я был прав, то именно ими они и являлись), ни обряда экзорцизма, но у меня был разум, и я был, чёрт возьми, слишком стар, чтобы молокососы "Крутой" и "Ещё Круче" помыкали мной.
146
"Злые улицы" — драма режиссёра Мартина Скорсезе 1973 года; Кинг использовал эту фразу также в качестве эпиграфа к одной из глав романа "Оно".
Если не Элли построила ловушку, в которой я оказался, то как они могли это сделать? Большинство маленьких мальчиков — у меня был один, не забывайте — с трудом могут спланировать поход в туалет.
Я провалился в сон, думая о Донне, кричавшей за несколько минут до своего конца: "Ты так вырос! Посмотри, какой ты высокий!"
Скрип. Скрип. Скрип.
На этот раз я проснулся не в темноте, потому что не выключал свет. На этот раз скрип колеса коляски доносился не из ванной комнаты; он был где-то дальше. Мне показалось, что он был в той части дома, которую Грег с помпой называл "гостевой опочивальней". Эта опочивальня состояла из небольшой гостиной на первом этаже и винтовой лестницы, ведущей в спальню и пристроенную ванную комнату на третьем этаже.
Коляска стояла в гостевой спальне. Настоящая коляска, возможно, была всё ещё в гараже, но фантомная была столь же реальна, как и близнецы, катающие её туда-сюда с маниакальной настойчивостью.
Нехорошие мысли снова вернулись. Сначала они были тихими, но потом становились всё громче и пронзительнее, словно невидимая рука увеличивала громкость. "Посмотри на нас, покатай нас, наряди нас. Посмотри на нас, покатай нас, наряди нас! ПОСМОТРИ
Я лежал на спине, сцепив руки на груди, закусив губу и пытаясь остановить мысли — их мысли, мои мысли. С таким же успехом я мог бы запретить закат. Другие мысли всё ещё проникали в голову — но как долго это продлится, я не знал, — и казалось, что у меня есть только три варианта действий: 1) лежать здесь и сходить с ума, пока эти назойливые мысли пожирают мой мозг; 2) спуститься и прикоснуться к коляске в гараже, что временно их успокоит; 3) противостоять близнецам. Я решил выбрать последнее.
Я подумал: "Эти детишки не смогут свести меня с ума".
И в то же время в моих мыслях было: "Покатай нас, покатай нас, повози нас, повози нас. Мы — твои, а ты принадлежишь нам".
Я встал с кровати и направился по галерее в гостевую опочивальню. На полпути скрип колеса прекратился. Я не остановился, и мысли ("покатай нас, повози нас, наряди нас, мы — твои, а ты — наш") тоже не угомонились. Я не колебался у двери, которая была приоткрыта. Если бы я остановился, чтобы подумать той частью своего разума, которая еще была способна к самостоятельному мышлению, я бы обратился в бегство. Что я собирался там делать? Понятия не имел. Велеть им идти домой, или я их выпорю? Точно не получится.
От увиденного я замер на месте. Коляска стояла посреди комнаты. Джейкоб и Джозеф лежали на гостевой кровати. Они уже не были детьми... но в то же время оставались ими. Тела под одеялом были длинными, как у взрослых мужчин, но головы, хотя и гротескно раздутые, принадлежали детям. Яд гремучих змей так раздул эти головы, что они превратились в тыквы с хэллоуинскими лицами. Их губы были чёрными. Их лбы, щеки и шеи были испещрены следами от укусов змей. Глаза были запавшими, но адски живыми и осознанными. Они ухмылялись, глядя на меня.
"Сказку на ночь! Сказку на ночь! Сказ... "
А потом они исчезли. Исчезла и коляска. В один момент близнецы были здесь, ожидая своей сказки на ночь. В следующий момент комната была пуста. Но одеяло было сбито с обеих сторон в аккуратные треугольники, хотя когда я приехал сюда из Массачусетса, кровать была идеально заправлена. Я видел это сам.
Я снова почувствовал себя, как на ходулях. На них я вошел в комнату и посмотрел на кровать, в которой лежали мальчики. Я не собирался садиться на нее, но сел, потому что отказали колени. Сердце всё ещё гулко стучало, и я слышал собственное тяжелое дыхание.
"Вот так умирают старики", — подумал я. — "Когда меня найдут (скорее всего, это будет Пит Ито), судмедэксперт заключит, что со мной случился сердечный приступ. Они не узнают, что меня до смерти запугали два мертвеца с детскими головами".
Но близнецам не понравилась бы моя смерть, не правда ли? Теперь, когда их матери не стало, я был их единственной связью с миром, в котором они хотели остаться.
Я протянул руку, коснулся одеяла и понял, что им не понравилась эта кровать. У них были свои кроватки в доме дальше по дороге. Хорошие кроватки. Их мать оставила их комнату такой, какой она была в день их смерти, сорок с лишним лет назад. Они любили именно те кроватки, и когда я буду жить там, то буду укладывать их на ночь и читать им "Винни-Пуха", как читал Тэду. Я, конечно, не буду читать им "Слов против монстров", потому что они сами были монстрами.
Когда я смог встать, то медленно побрел по галерее в свою комнату. Возможно, я не засну, но не думаю, что этой ночью услышу снова скрип колес коляски. Визит закончился.
О том, чтобы сохранить машину, в которой погиб наш сын, не было и речи. Мы бы не оставили её, даже если бы пёс не разбил её в дюжине мест, пытаясь забраться внутрь и разорвать их на куски. Эвакуатор привез её к нашему дому. Донна отказалась даже смотреть на машину. Я её не винил.