Мрачные ноты
Шрифт:
Он уставился на пруд.
— Я знаю, что ты не глупая, Айвори. Это просто…
Прижав руку ко рту, он наклоняется к коленям и смотрит, как плещутся и приводят себя в порядок утки в пруду. На самом деле он не наблюдает за ними, он сконцентрирован на себе, поскольку выражение его лица меняется от тех мыслей, что роятся у него в голове.
Зачем ему вообще было упоминать о любви? Если он подумал об этом, означает ли, что он что-то чувствует? Это был потрясающий поцелуй. Ради всего святого, это был поцелуй, который я запомню на всю оставшуюся
Я бросаю на него взгляд, и что-то болезненно щелкает у меня в голове.
— Вы любили ее, не так ли? Ту учительницу в Шривпорте? Джоан?
Пожалуйста, скажи «нет».
Держа руки между коленями, смотря вниз, он упирается в бедра своими предплечьями.
— Я по-прежнему люблю ее. — Он встречает мой взгляд. — Как бы я ее ни ненавидел.
Ревность невежественно разгорается внутри меня, рождая желчь в горле. Я бы хотела, чтобы меня любили, даже если это предполагало бы ненависть. Это лучше, чем вообще ничего.
— Вы расскажете мне, что случилось?
Он откидывается назад и кладет руку на спинку скамейки.
— Я ценю честность между нами. — Он рукой перебирает кончики моих волос. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Сердце сжимается при мысли о том, что между нами все может кончиться, но я никогда не стану лгать ему. По крайней мере, не о том, из-за чего меня не исключат.
— Мы были вместе четыре года. — Его пальцы двигаются по моим волосам мягко и магнетически. — В связи с запретом на «запрет на сближение» в Шривпорте, наша связь была тайной. Мы владели отдельными домами, но проживали в одном из них вместе. Приезжали по отдельности в школу. Поддерживали наше профессиональное взаимодействие на работе, пока...
Он не должен заканчивать это предложение. Меня мучает образ ее рта, заткнутого его галстуком, запястий, связанных его поясом, и ее согнутого тела, в то время как он трахает ее на столе. Она музыкальнее, чем я? Умнее? Красивее? Он также говорил ей, что она чертовски красива? Я сжимаю руки в кулаки. Представление о сексуальных позах не так сильно причиняют боль, как мысль о том, что он делает это с кем-то другим.
Держа одну руку в моих волосах, он придвигается ближе, чтобы другую положить на сжатые кисти моих рук и заставить их раскрыться.
— Мы просто поддались фантазии. Немного повеселились после работы.
— Что случилось потом? Как вы могли потерять?.. Черт, она вас подставила?
Его пальцы соприкасаются с моими.
— Нет. Но то, что мы так попались, поставило ее в неловкое положение. Она могла признать, что нарушила политику запрета сближения, что была по своей воле связана, и потерять работу из-за стыда, который бы преследовал ее повсюду. Или она могла бы сказать то, как все это выглядело на самом деле. Связали, заткнули рот и изнасиловали. Меня бы уволили в любом случае.
Изнасиловали. Я верчу это слово в голове, рассматривая его со
Но не похоже, чтобы мистер Марсо нанес ей ответный удар.
Сумасшедшее желание защитить его вибрирует в моей груди.
— Вы могли бы защитить себя. Рассказать всем о ваших отношениях. Доказать, что вы жили вместе. По крайней мере, она бы потеряла работу, а вас не обвинили бы в принуждении.
— Обвинения в изнасиловании не подтвердились. Клеймо выжжено, но мне плевать на это. Есть миллион вещей, которые я мог сделать, чтобы разрушить ее карьеру. Кое-что я все еще могу сделать.
— Но вы же любите её. — О боже, почему мое сердце так сильно болит?
Выражение его лица становится хмурым.
— И она любит свою карьеру. — Он отводит руки и садится на скамейку, его профиль искажен от боли. — Теперь она стоит во главе школы в Шривпорте.
Вот стерва.
— Простите, но это звучит ужасно. Как вы можете любить ее?
Он зажимает переносицу и закрывает глаза.
— Иногда мы любим тех, кого не должны любить, и в бесконечном пространстве этой любви ничто другое не имеет значения. — Он поднимает голову, и его поведение становится другим. Человек с холодным взглядом, в жилете и галстуке, возвращается, когда он поднимается и сцепляет руки за спиной. — Больше никаких прикосновений и поцелуев, мисс Вэстбрук. Я ваш учитель и наставник, и никто больше.
Я вскакиваю на ноги.
— Я бы никогда так с вами не поступила. Я даже представить не могу, что каким-то образом разрушу вашу карьеру.
Он смеется, но его смех походит больше на рычание.
— Если бы нас поймали за чем-то неуместным, вам пришлось бы выбирать между моей карьерой и вашим образованием, между человеком, которого вы знали всего неделю, и мечтой, за которой вы гонялись три года. Какой бы выбор сделали вы?
Образ Леопольда всплывает в моей голове, но я стараюсь отодвинуть его в сторону, отказываясь признавать действительность.
— Мы будем осторожны.
— Именно. Идите домой. — Он тычет пальцем в сторону моего дома.
Оглянувшись через плечо, я понимаю, что, если бы не деревья, то можно было бы увидеть вдалеке мой дом. Откуда он знает, где я живу? Разве в моем досье был адрес?
Когда я оборачиваюсь, то вижу, как он уходит, опустив голову, засунув руки в передние карманы. Тоска кровоточащей раной сжимает мою грудь. Он все решил.
Я хватаю не до конца съеденный бутерброд со скамейки и тащусь по дорожке к своему дому, каждый шаг для меня становится все тяжелее и тяжелее. Может, в этот раз мне не стоит подчиняться ему. Может быть, это одно из тех правил, которые должны быть нарушены?