Мрачный Взвод. Ведьмин час
Шрифт:
К Тамаре липла вся ребятня, живущая в церкви. Дива не отходила от нее ни на шаг. Высокая, худая и несуразная в силу возраста, она обнимала Тамару нежно, трепетно, а та отвечала ей взаимностью, прижимала к широкой груди и долго не отпускала. Об этих объятиях мечтали все, но никто не признавался. Мальчишки фыркали, когда женщина трепала их по волосам, но Варна видела, что, на самом деле, они млеют под ее теплыми руками. Всем сиротам не хватает дома, но никто не хочет говорить об этом вслух.
Однажды Тамара перестала приходить к ним и Нина попросила Варну сходить в лес и собрать трав, необходимых для мазей
– Я же песьей смерти принесу 18 . – она нехотя взяла корзинку.
– Пригодится, чтобы смазывать стрелы ее ядом. – беззаботно ответила Нина. – Иди, иди, солнце уже высоко, только вернись до темна, а то придется идти тебя искать.
Ворчи или не ворчи, а идти придется – просьбы Нины не обсуждаются и больше похожи на приказы. Так что, вооружившись ножичком для подрезания стеблей и корзинкой, Варна поплелась в лес под сочувственные вздохи товарищей.
18
Борец или аконит – ядовитое растение семейства лютиковых. По легенде, аконит появился после того, как на землю попала ядовитая слюна Цербера, поверженного Гераклом. На Руси растение называли «волчий корень», «козья смерть», «песья смерть», «волкобой» и т.д.
Она прошла мимо достраивающегося здания приюта и с удовольствием отметила, что его вот-вот закончат, а это значит, что их маленькую компанию скоро разбавят новые дети. Конечно, сироты – это плохо, но каждый день видеть одни и те же лица ей порядком надоело.
Лес встретил ее тишиной и редким стрекотом насекомых. День обещает быть жарким – солнце только-только встало, а от земли уже поднимается пар. Некоторые растения можно найти только ночью, если верить Нине, но за ними она ходит сама, а Варне нужно найти хотя бы мать-и-мачеху, ромашку, зверобой, если повезет. Она не очень хорошо разбирается в растениях, так что, скорее всего, нарвет какой-нибудь ерунды, чтобы избавиться от необходимости заниматься этим каждую неделю.
Варна присела отдохнуть и оглядела свои немногочисленные находки – если вернуться в церковь с этим жалким пучком трав, Нина отправит ее сюда и завтра, и так до тех пор, пока растений не будет достаточно. Она сама не заметила, как уснула под деревом, разморенная теплыми лучами солнца.
Проснулась от резкого птичьего крика. Села, огляделась и выдохнула – кажется, проспала она совсем немного. Подхватив корзинку, Варна кинулась в чащу, продираясь через кусты, в надежде найти то, за чем ее послали.
Нагнувшись за побегом мать-и-мачехи, боковым зрением Варна заметила какое-то движение. Она резко выпрямилась и громко спросила:
– Кто здесь?
Бояться она не любит и не умеет. Мстислав часто шутит о том, что когда-нибудь это выйдет ей боком, потому что страх помогает людям избегать опасных ситуаций, а она сама прет на них, как таран.
Из-за деревьев к ней вышла девушка в белом сарафане, расшитом красными узорами. Красивая, волосы светлые, глаза – любопытные. Она остановилась на почтительном расстоянии и спросила:
– Что делаешь тут?
– А ты? – Варна огляделась, чтобы убедиться, что незнакомая
– За травами отправили? – в голосе девушки послышалось сожаление. – Много нашла уже?
– Достаточно.
– Какая ты хмурая. Улыбнись!
– Откуда ты здесь? – Варна сжала рукоять ножа.
– Так из дома. – незнакомка смотрит на нее, склонив голову к плечу. – Меня тоже за травой отправили, брат приболел.
– Иди тогда. – Варна подбородком указала ей направление. – Тут я собрала все, что могло быть полезно.
Внутри что-то неприятно ноет, тошнота накатывает удушливыми волнами. Она надеется, что девчонка уйдет, потому что рядом с церковью нет деревни или города, прихожане приезжают к ним по воскресеньям на повозках и никаких детей в этом лесу отродясь не было.
– Разве не знаешь, что нельзя работать, когда солнце высоко стоит? – заговорщицким тоном спросила девушка.
Варна непроизвольно вскинула голову, пытаясь разглядеть солнце за густой листвой. Полдень.
– Значит, не бу…
Не успела она договорить, как незнакомка метнулась к ней странным зигзагом, припав к земле, как змея. В одно мгновение она оказалась прямо перед Варной и лицо ее исказилось до неузнаваемости – рот растянулся от уха до уха, глаза запали, на груди проступили ребра.
– Солнце так высоко, – прошипело существо, – а ты траву собираешь. Пахнешь новым Богом. – оно втянуло носом воздух.
Варна не растерялась, воспользовалась моментом и ударила тварь по голове корзинкой, а ножом полоснула по щеке. Из раны не полилась кровь, незаметное облачко пара взметнулось в воздух.
– Полудница! – выдохнула Варна и отскочила в сторону. – Отец наш Небесный, дай мне сил, дай мне воли… – она запнулась. – Дай мне воли…
Слова молитвы вылетели из головы. Существо осклабилось и кинулось к ней. Она могла попытаться убежать, но что может быть хуже, чем повернуться к этой твари спиной?! Заняв стойку, которой ее научил Свят, она выставила перед собой короткий серебряный ножичек и приготовилась дать Полуднице бой.
Существо кидалось на нее, как дикий пес – хаотично, резко, но вместо лая по лесу разносился нечеловеческий хохот. Как бы Полудница ни пыталась напугать ее, Варна оставалась спокойной, а думала лишь о том, как не споткнуться о какой-нибудь корень. Отродья Зверя не внушают ей ужаса, только призрение. Пусть хохочет, пусть преображается – ей наплевать, нечисть есть нечисть, она должна истреблять ее, а не бояться.
Полудница начинала злиться. Она перестала играть с ней, начала нападать всерьез и Варна поняла, что ножа недостаточно. Он похож на маленький серп и, возможно, если попытаться попасть твари в глаз…
С неба камнем рухнула птица, ударилась о землю и обратилась в женщину. Не успела Варна опомниться, как Полудница взвизгнула, замерла и уставилась на незнакомку.
– Сгинь! – рявкнула та и злобный дух оскалил зубы.
– Моя добыча! – зарычала Полудница.
– Сгинь! – повторила женщина-птица и дух полудня бросился в лес, поджав хвост.
– Не тронь меня! – Варна выставила нож перед собой.
Она вымоталась, сил почти не осталось, но сдаваться ведьме без боя она не станет! Казалось бы, самое время начать бояться, но она не чувствовала ничего, кроме желания вернуться в церковь, к своей семье.