Мрак
Шрифт:
Рогдай бухнул гулким басом:
— Да, ты немало поспособствовал нашему царству. И светлый царь не оставляет своими милостями ни верных ему людей, ни тех чужаков, которые чем-то помогли.
Додон метнул грозный взор на воеводу, снова посмел опередить, сказал с натянутой усмешкой:
— Да-да... Потому и пир, дабы всем воздать по заслугам. Всем сестрам по серьгам. как говорят.
Внезапный шум далеко у парадных дверей прервал его речь. Додон нахмурился. Рогдай мановением руки послал туда молчаливых стражей. Там уже раздались раздраженные голоса.
Наконец
Гонта метнул на Мрака злой взгляд, сбросил последнего стража с плеча:
— Светлый царь!.. Прости, что чуть отстал от Мрака и Ховраха. Но на пир не опоздал?
Додон опешил, из-за его спины угрожающе выдвинулись копья. Кажан сказал злорадно:
— Без тебя пир будет не тот. Но зачем ты при мече?
Гонта развел руками:
— Прости, царь. Не успел снять у входа.
Додон помедлил с ответом. Кажан и Рогдай что-то наперебой шептали в царские уши. Наконец Додон растянул губы в усмешке:
— Я думаю, доблестному Гонте можно не снимать свой акинак, если ему самому не помешает за столом. Я таких людей не опасаюсь.
Гонта поклонился:
— Ты мудр, царь. Несмотря даже на таких советников. Такие, как я, не бьют в спину.
Кажан впился в него взглядом, Рогдай кивнул, соглашаясь. Старый воевода не отнес выпад Гонты на свой счет, а Кажан прожигал бывшего вожака разбойников острым как ножи взором. Запыхавшийся Кавань мелким петушком подбежал к помосту, бочком-бочком придвинулся к Кажану.
— Тебя не ударят в спину, — сказал он ядовито. — Это тебе обещаю я, царский постельничий.
Гонта медленно улыбнулся. Он понял, что хотел сказать Ковань, и хотел, чтобы тот видел, что его поняли правильно. Он поднял голову и широким жестом обвел статуи богов в нишах:
— Беру в свидетели, — заявил он громко. — Больше в этом дворце мне обратиться не к кому.
Рогдай вмешался в злой разговор, что перерастал в стычку:
— Вас отведут в палаты. Помоетесь, смените одежку, отдохнете. На пир вас позовут... Иди и ты, молодой витязь, раз уж ты с Мраком.
Щеки Любоцвета от удовольствия, что его засчитали в друзья Мрака, вспыхнули жарким румянцем. Он порывался что-то сказать Додону, но тот уже поспешно движением длани показал, что отпускает гостей до вечера. Глаза тревожно бегали, пухлые губы вытянулись в линию. В лице впервые проступили страх и растерянность. Трое держатся перед ним без страха, хотя в глазах странное понимание своей участи. А еще с ними этот молодой богатырь, чье лицо так неуловимо знакомо! Но если хотя бы даже заподозрили... только заподозрили, что за пир им уготован, разве не обходили бы за тридевять верст даже кордоны Куявии?
Когда за ними захлопнулись двери, он пробормотал сдавленным голосом:
— Не понимаю... По виду, догадываются о ловушке. Но почему явились? Что у них в рукаве?
Их вели
— Дурень ты.
— От мудрого слышу, — огрызнулся Гонта. — Погоди, я тебе еще верну должок... До сих пор в левом ухе звенит!
— А почему... гм... в ухе?
— Не знаю. Как-то отдалось.
— Гонта...
— А что? Ты на пир, а мне что?
— Гонта, у тебя Медея. А мне-то от жизни перепадет один-два лучика солнца. Снеговая туча уже надвигается!
Впервые глаза Гонты потемнели, а плечи обвисли.
— Да, — признался он, голос дрогнул, изломался. — Медея — это все лучшее в моей поганой жизни. И этого лучшего, как я и хотел, много... Есть за что ухватиться. Больше всего на свете я страшусь ее потерять... но ведь что-то же двигает нами! То, чему противиться не в силах. Вот до этой бы силы докопаться! Что перед нею вся мощь волхвов?
В молчании они шли через хоромы. Им отвели лучшую часть в гостевой половине, верно. Там обычно поселяли послов. Мрак огляделся, недоброе чувство еще сильнее стеснило грудь. Слишком много ковров на стенах, за которыми могут таиться слухачи, убийцы. Чересчур высок потолок, а в стенах на стыке с потолком чернеют дыры.
Он натужно улыбался, вскидывал руки в приветствии, но по лицам челяди и охраны видел какого свалял дурака. Какого дурака сваляли они все, явившись в логово Додона.
В главную палату спешно стаскивали столы. Девки торопливо накрывали скатертями. Сперва белыми, затем голубыми, синими, зелеными, желтыми, оранжевыми, красными, а поверх всего — пурпурными. Чтобы потом в разгар пира можно было схватить скатерть за углы и унести вместе с посудой, а на следующую тут же спешно ставить новые блюда, кувшины с вином, дабы пир не прерывался ни на миг.
Задымили все поварни. Челядь сбивалась с ног, на заднем дворе задыхались от дыма, там жарили на вертелах туши оленей, кабанов, лосей. Из подвалов выкатывали бочки с вином. Гонцы помчались со двора в ближайшие веси. Наказ был спешно везти к царскому двору птицу, гнать скот, наловить для пира речной и озерной рыбы.
Ховрах потирал руки. Глаза плотоядно блестели. Пир начнется уже сегодня вечером, а будет таким, о каком кощюнники сложат песни. Уже видно по той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще прут, волы едва жилы не порвали!
Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуло вдали только однажды, но и то запах сказал ему, что прошла другая женщина. Даже запах Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будто испарился...
Он не успел подняться на крыльцо, как услышал радостный визг. По ступенькам сверху пронеслось, часто-часто топоча маленькими ножками, что-то рыжее, визжащее, что сразу бросилось ему на грудь, обхватило маленькими ручонками за шею, принялось звонко нацеловывать, прижиматься всем тельцем, визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.