Мрак
Шрифт:
— Добрый вечер, — сказал Мрак осторожно. — Можно погреться у вас?
— Вечер добрый, — буркнул мужик. — Почему нет? Тепла хватает.
Двое оборванцев рассматривали Мрака из-под полуспущенных век. Один выглядел беглым, налет городской жизни проступает в бледной коже и сутулой спине, второй казался сыном степи — лохматый, настороженный как и вожак, поджарый, полный злой опасной жизни. Последний, третий, показался бы красавцем даже во дворце. Смуглокожий, с иссиня черными кудрями до плечей, он лежал у костра в свободной позе сильного человека, который может
Глаза обвыклись, из темноты призывно выступили навстречу камни и чернеющий вход в пещеру. Оттуда несло запахами человеческого тела, женского — как определил Мрак, стряпней, травами.
Зашуршало, из темноты выскочила девочка, уже почти на выданье, но в стареньком платье из лохмотьев, сквозь прорехи которого проглядывало ее почти девичье тело, круглые мягкие груди. Подол не достигал коленей, и девчушка у самого входа обернулась, посмотрела на Мрака удивительно прекрасными печальными глазами, как-то призывно-тоскующе, заколебалась, словно что-то хотела сказать, но изнутри послышался грубый окрик, и она нырнула в темный зев.
Мрак присел к огню. От пляшущих языков пламени шло живое тепло. Первый мужик спросил медленно:
— От дела лытаешь, аль судьбу пытаешь?
— Просто живу, — ответил Мрак.
— А чего ж не сидишь на месте?
— Да разве то жизнь, — удивился Мрак.
Мужик оскалил зубы в усмешке:
— И то верно. Ручей жив только в дороге. Остановившись, умирает вонючим болотом. Мы тоже всегда в дороге.
Из темного зева пещеры выглянула немолодая женщина. Мрака насторожило ее испуганное лицо. Глаза были страдальческие, тревожные. Она горбилась и все время пугливо оглядывалась. За подол цеплялся мальчонка лет пяти.
Мужик перехватил взгляд Мрака:
— Это не наша. Нищенка с ребенком. Прибилась по дороге. Так же незаметно и отстанет.
Она не родилась нищенкой, подумал Мрак невольно. Что-то осталось в фигуре, повороте головы такое, что догадаться не трудно: женщина знавала и лучшие дни... Впрочем, это не его дело.
— Как пробраться к горцам? — спросил он.
— Тебе какая дорога нужна, — поинтересовался мужик медленно, в голосе была насмешка. — Короткая и трудная, или легкая, но очень долгая?
Мрак ответил вопросом на вопрос:
— А я, по-твоему, на какого человека похож?
Рано утром он уже прыгал с камня на камень, забираясь все выше. Это дорога была не трудная, а очень трудная, но не похоже, чтобы оказалась и короткой. Перевал намного левее, но туда еще два дня пути, а так при удаче сможет перевалить через горы сегодня.
Волчья прыть здесь не в помощь, он цеплялся окровавленными пальцами за острые камни, но взбирался все выше и выше. Воздух был свежим и чистым как рыба в родниковой воде, вершины блистали, а далеко-далеко внизу зеленели проплешины полей и ниточки дорог.
Он был уже почти на гребне, когда услышал хлопанье крыльев. Могучий красавец
Он сунул клюв в щель, пытался протиснуться, заклекотал от ярости. Желтые глаза горели как бусины из янтаря.
Мрак, хрипя, вскарабкивался выше. Орел покосился гневно, перепрыгнул на другой камень. Когда Мрак приблизился, заклекотал грозно, взмахнул крылами и перелетел на высокий камень в трех шагах.
— Привет, царь птиц, — сказал Мрак, задыхаясь. — Прости, что вторгся без... спросу... фу... Мне бы перья вместо шести...
Он без сил опустился на камни. Да, он сумел. Отсюда начинается резкий спуск на ту сторону горного хребта. Он срезал дорогу по прямой, выиграл два дня пути. И пусть говорят, что помогла волчья шкура! Он с самого начала карабкался в людской личине. Волку в горах делать нечего.
На самом гребне что-то белело. Присмотрелся, различил обломки скорлупы, будто оттуда вылез крупный цыпленок. Пожал плечами, тут же забыл.
Переводя дыхание, он услышал рядом царапанье. В расщелине что-то шуршало, шевелилось. Мрак изогнулся, заглянул. В узкой щели копошилась, пытаясь вывернуться крупная жаба. Похоже, только что вылупилась из яйца, как сразу же свалилась сверху, дура неуклюжая.
— Эй, жабенция, — проговорил Мрак с удивлением. — Видывал я жаб болотных, видел озерных и речных, даже на деревьях зрел... но чтобы в горах?
Жаба подобралась к полоске света ближе. Орел грозно заклокотал, повел крыльями. Жаба опасливо попятилась. Одна лапа волочилась, оставляя след из слизи и белесой крови.
Мрак сочувствующе покачал головой, тут же о жабе забыл. Дыхание выровнялось, он достал из-за спины суму, на плоский камень выложил ковригу хлеба, две луковицы и ломоть жареного мяса. Острый нож красиво отхватывал ровные полоски. Орел переступал с ноги на ногу, вытягивал шею.
— Прими угощение, — сказал Мрак.
Он швырнул ломтик мяса. Орел сперва отпрыгнул, затем дотянулся клювом, ухватил опасливо. Мрак с интересом смотрел как орел подержал мясо, словно не зная что делать, затем подбросил и поймал в воздухе. По горлу прошел комок. Орел сглотнул и вопросительно посмотрел на Мрака.
Мрак засмеялся, отрезал еще:
— Держи!.. Я наверстаю внизу. Все равно здесь нет ни пива, ни кваса, ни меда.
Когда он бросил орлу третий ломтик, шорох у ноги привлек внимание. Жаба сидела, высунувшись из щели и жадно смотрела на мясо. Мрак пожал плечами:
— Почему бы и нет?
Он отрезал ломтик, стараясь сделать его как можно тоньше. Жаба ухватила с жадностью, задрожала, здоровой передней лапой торопливо запихивала мясо в свою широкую пасть, явно боялась, что человек передумает и отнимет.
— Наголодалась? — спросил Мрак сочувствующе. — Ешь. Я знаю, что такое голодать.
Жаба, худая и облезлая, глотала мясо с жадностью, но уже после третьего ломтика осоловела, раздулась, смотрела на мясо мутным взором, прижималась к земле. Попыталась задом вдвинуться в щель, но та теперь оказалась чересчур узка.