Мраморный меч
Шрифт:
– Илзе, любимый, не говори так больше. Твое недоверие ранит меня. Я не отдам тебя брату! Он даже не знает о том, что ты выжил, поэтому не волнуйся. Положись на меня!
И он почти ей верил, потому что Катарина никогда его не обманывала. Однако больше никому Илзе не верил полностью, потому что ему слишком часто врали. Поэтому он больше не вспоминал Господина и медленно отучивался так его называть, потакал желаниям Катарины, которая ходила за ним хвостиком, ухаживала и сильно обижалась, когда он делал что-то сам.
Первое время Илзе это нравилось, потому что давно о нем никто не заботился. Даже мать, воспоминания о
Илзе вообще сомневался, что его кто-то привлечет в сексуальном плане. Слишком много было секса в его жизни и эмоции, связанные с этим – неприятные. Поэтому Илзе не обращал внимания на Катарину, но на робкие поцелуи отвечал, обнимал, когда она садилась рядом, клала свою голову ему на плечо.
Спустя где-то месяц, Илзе уже прятался в небольшом саду, рядом с беседкой. Сам разминал мышцы на ногах, все еще кривился от еле ощутимого неприятного запаха. Ему до сих пор казалось, что от него воняло экскрементами, что привкус чего-то отвратительного по сей день сохранялся во рту. Он до сих пор чувствовал себя грязным, хотя и мылся намного чаще, чем раньше. От него постоянно пахло травами, мылом и мускусными духами, которые подарила Катарина. Его кожа почти блестела, всегда оставалась чистой и рубцы на спине уже зажили.
Но Илзе ощущал себя грязным.
Это ощущение не пропадало даже сейчас, когда его воспринимали господином, когда все делали для него. Наверное, стоило воспользоваться добротой и слепой любовью Катарины, но ее было жалко, поэтому Илзе отдыхал. Привыкал к новой жизни, привыкал не вздрагивать от шума, от ржания лошадей. Привыкал не бояться за свою жизнь.
Рассказала Катарина про его странное спасение лишь спустя месяц. На улице пекло солнце, отчего открытую кожу щипало, по вискам текли струйки пота. Он дышал глубоко, смотрел на траву, деревья и цветы, залитые светом. Идеалистическая картина. Наверное, так выглядел тот самый Рай, о котором говорил Папа и его последователи.
Разговор начала она сама, что немного удивило Илзе. Он даже невольно дернул плечом, когда Катарина прижалась к нему со спины, обняла поперек живота, кладя острый подбородок на плечо. Стало нестерпимо жарко, душно и противно, но Илзе не двинулся, потому что это неправильно.
– Как я рада, что с тобой все хорошо, – произнесла она и потерлась носом о его шею. Неловко. Странно. От нее исходила непривычная нежность, от которой становилось неуютно. Илзе Катарину не прерывал, даже не обернулся. – Я так испугалась, когда увидела, как тебя выбросили! Так испугалась. Я думала, что ты уже умер, но ты у меня молодец. Ты у меня очень сильный и выжил. Мне осталось лишь тебя достать, отмыть и доставить сюда. В наш общий дом.
Значит, она его достала из выгребной ямы. Отвратительно. Ему бы точно не хотелось
Господин и другие рабы упоминали, что выгнали Катарину из дворца. Отправили к няням в загородный особняк, потому что она разозлила брата, потому что потребовала от него многого. Илзе до сих пор не понимал его злости, но смирился и был даже немного рад, потому что от Катарины много проблем. Но она его спасла. На удивление.
Илзе не задал вопрос напрямую, но Катарина всегда была очень догадливой. Она фыркнула, обдавая его шею теплым дыханием.
– Я не могла оставить тебя, дорогой. Я люблю тебя больше жизни и никогда не оставлю одного.
От ее слов по спине пробежал холодок, стало неуютно. Что-то в ее словах настораживало, вселяло страх в сердце. Но улыбалась Катарина мечтательно и лучезарно, целовала его кротко, отчего напряжение отпускало нехотя.
– Спасибо, – шепотом поблагодарил Илзе и скривился, когда Катарина запищала от восторга. Она повернула его голову неожиданно и поцеловала в губы, отчаянно, напористо, но слишком мокро. Неопытность чувствовалась в каждом движении, как и отчаяние.
Илзе ответил, прикрыл глаза и вновь почувствовал привкус во рту. Словно из той ямы. Да и какая разница на его чувства и эмоции, когда его спасительница, маленькая Катарина рядом, улыбалась счастливо и обнималась. Пусть это ему не доставляло удовольствие и даже немного раздражало. Потому что слишком серьезно она это воспринимала. И нянечек, с которыми ее отправили в загородное поместье, Илзе не видел. Лишь слуг, но и те на глаза попадались редко. Может, это лишь потому, что комната у Илзе находилась на первом этаже, на второй он не поднимался и далеко не уходил, потому что тело до сих пор слушалось плохо. Потому что ноги дрожали, появлялась отдышка и голова кружилась после непродолжительных прогулок.
Это единственный минус в его положении. Но, к сожалению, даже к этому Илзе быстро привык.
Чего он не ожидал, так это того, что малышка Катарина, которая только недавно дебютировала в обществе, пришла к нему вечером. В длинной сорочке, с распущенными волосами и алым румянцем на щеках. Она стояла в дверях какое-то время, словно не решалась, а Илзе ждал. Он никогда не делал преждевременных выводов и зачастую отмалчивался – это то, чему научила жизнь в рабстве. Поэтому лишь смотрел вопросительно, чувствуя себя неуютно. Он поерзал на постели, радуясь тому, что уже лежал под одеялом и почти дремал, при горящих свечах на столе. С ними в комнате не было светло, как днем, но оранжевый свет падал на предметы, ее лицо.
– Что-то случилось? – все же поинтересовался он, обеспокоенно смотря на Катарину. Она раскраснелась сильнее, сжала ткань сорочки в руках, неуверенно топчась у порога. Ее поведение беспокоило, потому что никогда прежде Катарина не казалась такой нерешительной.
– Можно я с тобой посплю? – неуверенно спросила она, смотря исподлобья. Ее вопрос очень удивил Илзе, отчего тот даже отпрянул, смотря на нее широко открытыми глазами. Заметив это, Катарина недовольно выпятила подбородок. – Прошу, можно я лягу с тобой спать. Я не помешаю, правда.