Мразь
Шрифт:
– Ты это к чему?
– Спросил Пашка и закашлялся.
– Да так, - я пожал плечами, - просто в аналогичном возрасте у нас было не то что не принято дружить с девочками, стрёмно было даже обращаться к ним по имени. И девочонки, если что, обращались к парням по фамилии.
– Мороки ты много нагнал.
– Скептически заметил он.
– По крайней мере в мои школьные годы все было проще и с дамами общались будь здоров.
– Я не говорю, что общения не было вовсе, но оно было весьма своеобразным и вовсе не дружеским, а в твои годы вообще не было мальчиков и девочек, были пионеры и комсомольцы -
– Но-но!
– Засмеялся Паша, - я не настолько стар, пусть в «совке» секса и не было, но у нас он был! Как и уважительное отношение к девушкам, а сейчас, это ж просто пиздец какой-то, что ни баба - блядь, причем такая, что пробу ставить негде. И юбка трусы не закрыает.
– Буркнул он под конец спича и насупился.
– Ханжа ты, Паша, - засмеялся я, - и на нашу биологичку похож, забавная особа была. В восьмом классе, когда тот самый шестандцатый параграф проходили, придумала наказание для шалунов - вызывала к доске и заставляла перед всем классом его рассказывать. Ха!
– Я аж подпрыгнул вспомнив один случай.
– Однажды меня с Вадиком вызвала. Застукала за игрой в морской бой на уроке и битте к доске. Вадик что-то проблеял про собачек и пестики с тычинками, и облегченно отправился на свое место с трояком. А я думаю - да иди ты на хуй, спросила - отвечу. И ответил, от души так ответил, без примеров с собачками и, когда она отвернулась, быстро нарисовав на доске мужские и женские половые органы в процессе, так сказать, продолжения рода.
– И?
– Заржал Пашка.
– И! Кол поставила и родителей в школу вызвала. Ух и досталось мне от них потом на орехи. До сих пор ту училку помню!
– Засмеялся в свою очередь я.
– Рината Виленовна, у неё стол на подиуме стоял и у него передней стороны не было, а она вечно сядет и раскорячится так, что её труселя даже с последней парты видно. У нас еще в классе один перец был, Валёк, так он один раз на её урок с морским биноклем приперся и когда она раскорячилась бинокль из портфеля достал и ей туда уставился. Класс не ржал, нет, мы выли от хохота, все, и мальчики и девочки.
– Вот!
– Пашка назидательно поднял вверх указательный палец.
– Уже ваше поколение, все, повально все - извращенцы.
– Я еще один показательный момент помню, его наша завучиха задвинула, я его случайно около учительской подслушал: «Зашла в десятый класс: мальчики как мальчики, а девочки - шлюхи через одну!». Мразь была редкая, вечно ходила в длинной черной юбке, блузке с большим, под подбородок застегнутым воротником, вечно не чесаная, зато брошка с кошечкой на пудовой сиське из которой всех голодающих Африки накормить можно.
– И что, ты хочешь сказать плохо воспитывали?
– Да нет, не плохо, просто не правильно. Ведь ты понимаешь, тогда считалось нормальным выпороть девочку если она, спрятавшись за верандой какого-нибудь детского сада, показала мальчику «что у неё там». И ведь пороли! А это шрам на всю жизнь и, как результат, анекдот: «Сара, то что мы с тобой тридцать лет принимали за оргазм на самом деле оказалось бронхиальной астмой».
– Ты плохо живешь?
– Саркастически заметил Пашка.
– Нет.
– Я пожал плечами.
– И речь не обо мне.
– А о ком?
–
– Я и говорю - распущенность.
– Бухнул кулаком по столу Паша.
– Нет, - покачал головой я, - они не распущенные. Они просто другие. Они знают чего хотят и пока не видят смысла во всех этих предварительных играх. Потом, попозже, они прийдут к очевидному выводу, что флиртовать, играть, оттягивать кульминацию и растягивать удовольствие намного приятнее чем сразу переходить к делу. Но это будет логичное развитие личности, а не преодоление травм нанесённых в школе или детском саду.
– А ну-ка признавайтесь, кто из вас стоял в углу за то, что в детском саду был замечен за игрой в доктора?
– Заржал незаметно вошедший в кабинет Сергей.
– Я стоял.
– Честно признался я.
– А рыдающая партнёрша по игре стояла в соседнем углу и точно так же не понимала за что её стыдят ущербные воспитатели.
– Не понимала она, - фыркнул Пашка, - все она понимала.
– Может и понимала, - не стал спорить я, - суть не в этом, скрывать от детей интимную сторону жизни, все равно, что не учить их есть или дышать. Ведь все равно научатся, только сделают ли они это без присмотра правильно, не переломает ли их восприятие отсутствие необходимой, поданной своевременно и понятно информации.
– Вот и допрыгались с вашей своевременностью, - рыкнул Паша, - педики по Москве толпами шастают.
– Они и раньше шастали, - возразил Сергей, - тоже толпами. Но шастали тайно, с паролями и явками.
– Ладно, оставим тему.
– Примирительно поднял руки я.
– Хрень все эти твои рассуждения и пустые домыслы.
– Паша опять хлопнул кулаком по столу.
– У вас все мысли и разговоры про это, словно и нет больше ничего.
– Возможно, - я опять не стал спорить, - но я еще ни разу не проигрывал. А секс - аппиерон мира, его первовещество и основа. Отказываться от него, отказываться говорить о нем, все равно что отказываться от бога.
– О-ё-ёй!
– Засмеялся Серега, - оставь, а то Пашку сейчас удар хватит, лучше скажи, кого теперь играем?
– Соскакивает с и мне успевшей надоесть темы он и плюхается на диван.
– Он собрался лесбиянку перевоспитать.
– Лыбится Пашка.
– Не перевоспитать, а изучить.
– Поправляю его я.
– На лесбиянках нет масок, они уже открыто бросили вызов морали, соответственно моя отточенная техника не должна на них работать, прийдется придумывать что-то новое. Это интересно.
– И какова ставка?